"В Тарановку мы приехали перед заходом солнца и сразу же явились к полковнику Билютину, которого его бойцы называли просто "батя". Это был невысокий, плечистый, спокойный, но энергичный человек лет сорока восьми, мало похожий на военного даже в форме. Однако половину своей жизни он прослужил в армии. Он приветствовал чехословаков так радостно, словно нас прибыла целая армия.

–  Мы идем от Волги, - сказал он, - там нас было значительно больше, теперь осталось всего сто девяносто штыков и несколько противотанковых орудий. Но мы постараемся продержаться... На нас идут две танковые дивизии СС, переброшенные не то из Бельгии, не то из Франции. Там им делать нечего, вот их и послали сюда. Но мы и их причешем, - засмеялся он и добавил: Эсэсовцы дерутся отчаянно, но наши лучше. Мы - гвардейцы!

Да, мы находились среди тех самых гвардейцев, которые разгромили армию Паулюса.

–  Ну, чехословаки, - продолжал полковник Билютин, - хотя воинская часть ваша и мала, зато сила велика. Будьте у нас как дома. Вообще, почему вы стоите? Садитесь, выпейте за здоровье тех, кто выстоял! На Волге мы разбили две дивизии. Там - две дивизии, тут - две дивизии, нам все едино.

Но в действительности теперь все было иначе. За плечами гвардейцев Билютина остались многие сотни километров, пройденные с тяжелыми боями от Волги до Тарановки. На этом пути полк понес немалые потери. Однако это был в полном смысле слова гвардейский полк. Ему прислали несколько танков, противотанковые орудия и гаубицы и приказали: "Держать Тарановку!"

Центром обороны была церковь и расположенные справа и слева от нее полуразрушенные дома. Полковник Билютин поместил в церкви автоматчиков, а их командиру - молодому лейтенанту - сказал: "Смотри, лейтенант, церковь кирпичная, она выдержит, если на то пойдет, натиск и четырех дивизий. Развернуться противнику здесь трудно, но он будет рваться на Харьков с юга этой дорогой. Держи церковь, парень!" - "Есть держать!" - ответил лейтенант.

В церкви их было 35 человек. Билютин расположил 1-й батальон в развалинах домов по одну сторону от церкви, 3-й батальон - по другую, а сам вместе с начальником штаба и радистом обосновался в маленьком домике чуть севернее. Налево к лесу и направо через дорогу было направлено по пяти разведчиков; они должны были следить за продвижением противника на флангах. 2-й батальон оставался во втором эшелоне.

В первую же ночь наши разведчики вышли из Тарановки вместе с советскими разведчиками. Десятник Бродавка шел рядом с сержантом - командиром советских разведчиков. Накануне гитлеровцев выбили из окопов, которые они захватили за целый день ожесточенных боев. Из документов убитых и раненых, а также из допросов пленных выяснилось, что наступление против гвардейского полка по-прежнему ведет 4-я танковая дивизия СС "Мертвая голова". Каждую ночь в течение уже целой недели немцы принимались атаковать Тарановку. И каждую ночь из церкви выносили убитых советских бойцов и оружие; место погибших занимали солдаты 2-го батальона, они приносили с собой патроны, кашу, борщ. "Держись, лейтенант!" - говорил Билютин молодому командиру. "Есть держаться, товарищ полковник!" - отвечал лейтенант, и Билютин обычно добавлял: "Ну ладно". Такой диалог повторялся из ночи в ночь. Но на следующий день атаки фашистов были продолжительнее и ожесточеннее. В этот день им шесть раз удавалось доходить до самых стен церкви. Шесть раз слышался пьяный рев гитлеровцев, обычно сопровождавший их так называемые психические атаки. Ураганный огонь, пламя и дым - это был грозный день. Но в ответ шесть раз гремело "ура" - такое могучее, словно гвардейцев был миллион. Наступили сумерки. "Молодцы, ребята", - сказал "батя". Потери были большими, резервы Билютина иссякли. Но он не просил пополнения, его полк продолжал выполнять боевую задачу. Полковник надеялся на следующий рубеж обороны, на Соколово, на чехословацкий батальон, а кроме того, - как и все, кто сражался под Харьковом, - на свежие войска генералов Рокоссовского и Черняховского, подходившие к Северному Донцу. Но главной надеждой Билютина по праву был его гвардейский полк.

Ночью все началось сызнова. Из церкви выносили тела убитых, живые занимали места погибших, приносили оружие, боеприпасы, кашу, борщ. Было морозно, тихо. Перед церковью лежали трупы фашистов, их некогда было убирать. Догорали строения, вспыхнувшие во время четырехчасового налета 46 немецких бомбардировщиков и штурмовиков, а "батя" уже подсчитывал оставшиеся силы: четыре танка, две полковые пушки, две гаубицы - кое-что есть. Однако людей убыло порядочно, осталось немногим более 100 штыков. "Ну, что же, держись, лейтенант!" - "Есть держаться, товарищ полковник!" - "Ну, ладно!" Но теперь эти слова относились к другому лейтенанту - первый пал смертью храбрых.

Настал час расставания с полковником Билютиным. Мы сидели у окна его чудом уцелевшего домика. Здесь же находилась радиостанция, у которой спокойно работал радист. То и дело обваливались стены и крыши соседних домов, еще не утихли пожары. Недалеко от нас, влево за изгородью, догорал сбитый "юнкерс" с черной свастикой на крыльях. Билютин сидел, склонившись над картой, хотя в эту минуту она была ему не нужна. Потом он взглянул на дверь, иссеченную осколками, и закурил.

Когда мы стали прощаться, он сердечно обнял каждого из нас, расцеловал, еще раз поздравил всех чехословацких воинов с прибытием на фронт и пожелал нам не уступать врагу".

Так описывал свое пребывание в гвардейском полку Билютина наш начальник разведки Войта Эрбан.

Когда я слушал доклады своих офицеров о завершении инженерных работ, гвардейцы Билютина еще удерживали Тарановку и, возможно, в это самое время выбивали врага из захваченных им днем окопов, восстанавливали связь с осажденной церковью, выносили из нее погибших и их оружие... Но где им теперь взять резервы, как усилить оборону церкви?

На следующий день Билютин получил приказ оставить Тарановку. Отходя с группой своих давно не брившихся гвардейцев, он продолжал отражать атаки эсэсовцев дивизии "Мертвая голова", приближающихся к переднему краю обороны нашего батальона. Навстречу противнику мы выслали разведку: отделение от 1-й роты, занимавшей оборону в Соколове, и автоматчиков поручика Сохора. В то же время вблизи наших позиций все чаще стали появляться разведывательные группы гитлеровцев.

Уже двое суток подряд фашистские бомбардировщики и штурмовики яростно бомбят нашего соседа справа. Мерефа почти полностью разрушена. Простирающиеся вокруг поля, которые славились до войны богатыми урожаями, теперь выглядят печально: они изрыты бесчисленными воронками от бомб, мин и снарядов, изранены гусеницами танков, усеяны кусками металла, трупами людей и животных. Немецкая 6-я танковая дивизия наступает на Мерефу. Танки проникают в глубь обороны, с них соскакивают десанты автоматчиков и продвигаются вперед. За танками двигается пехота. Кажется, вот-вот Мерефа будет взята противником. Но из окопов и щелей появляются бойцы батальона НКВД. Их меткий огонь и гранаты останавливают пехоту врага, бутылки с горючей жидкостью точно попадают в моторы танков, умело брошенные связки гранат рвут гусеницы железных чудовищ, хорошо замаскированные пулеметы кинжальным огнем бьют во фланг наступающей пехоты. Советские воины смело идут в рукопашный бой. Немецкая пехота, не выдержав их удара, обращается в бегство. Зарвавшиеся фашистские автоматчики вынуждены залечь, они открывают беспорядочный огонь; часть танков остановилась, другие мечутся по полю, и в этот момент на них обрушивается огонь советских орудий и гвардейских минометов с позиций, расположенных под Мерефой. Несколько танков вспыхивают. Враг поспешно отступает, преследуемый огнем артиллерии, залпами катюш, пулеметными очередями советских самолетов. Так заканчивается 48-часовой бой. Мерефа осталась в наших руках.