Хегедюш как-то свыкся с этим опасным делом. Известно, что быть разведчиком может не каждый. Разведчик должен обладать особой смекалкой, быть смелым, решительным. Но случилось так, что и ему, "старому волку", пришлось пережить минуты страха.

Однажды Хегедюш вместе с разведчиками Дзамеком и Хименецем пошел за "языком". Как он сам позже признавал, у него было предчувствие чего-то нехорошего. Такое состояние иногда бывает у фронтовика, и чем раньше от него избавишься, тем лучше. Хегедюш подавил в себе это неприятное чувство. Когда они были уже во вражеском тылу, один из разведчиков услышал впереди шум. Товарищи решили, что там полевая кухня и гитлеровцы гремят котелками, а может быть, вражеские солдаты котелками черпают воду из какого-нибудь родника поблизости. Они пошли в направлении шума и, действительно, скоро вышли к воде. Разведчики осторожно отползли в сторону, залегли и стали ждать. Прождали час или даже больше, но никто не появлялся. Нашим ребятам было невдомек, что лежат они на вражеском блиндаже. Как только они поняли это, Хегедюш не растерялся. В темноте он нашел вход в блиндаж, осторожно приподнял плащ-палатку, закрывавшую его, и бросил внутрь противотанковую гранату. Раздался оглушительный взрыв, воздушная волна отбросила Хегедюша метра на четыре. Он быстро поднялся и с помощью своих товарищей вытащил из блиндажа двух вражеских солдат. Прежде чем остальные гитлеровцы опомнились, отважные разведчики были уже далеко.

Такими были Хегедюш и его боевые друзья: Петрас, Корима и Бражина, такими были Гроуда, Баланда, Жирош, Билей...

Вот и посудите сами, мог ли Хегедюш оставаться в госпитале. Он прошел через сотни советских сел, полностью уничтоженных, он видел трупы детей, брошенных в колодец или посаженных на остроконечные металлические изгороди. Мог ли этот человек долго находиться в госпитале, когда он видел, что ему, чехословацкому солдату, оказывают медицинскую помощь раньше, чем советским бойцам, если на него расходуют ценнейшие медикаменты, в то время как их не хватало для Красной Армии? Спрашивается, мог ли такой человек спокойно лежать в госпитале, если из его памяти не выходила одна украинская колхозница, которая ухаживала за ним, когда его ранило в первый раз? Фашисты сожгли все имущество этой женщины. Несмотря на то что она и ее двенадцатилетняя дочь голодали, колхозница, раздобыв немного муки, испекла Хегедюшу лепешки. Она делала все возможное, чтобы он побыстрее выздоровел и встал в строй, чтобы он мог мстить гитлеровцам за их злодеяния.

Этот воин не мог длительное время оставаться в госпитале еще и потому, что хорошо знал о намерении господ из лондонского эмигрантского правительства снова хозяйничать в Чехословакии. Среди этих господ был и генерал Ингр. В свое время Ингр хотел предать полевому суду свободника Игнаца Шпигла лишь за то, что тот осмелился настаивать на признании его, Шпигла, офицерского звания, которое ему было присвоено в Интернациональной бригаде в Испании. Или такой, как генерал Пика, который грубо выгнал тяжело раненного Хегедюша из своей канцелярии, не посчитавшись даже с тем, что руки и голова того были еще забинтованы.

Уже первые дни боев на территории Чехословакии не оставили сомнений ни у солдат, ни у командиров, что дальнейшее продвижение через Карпаты на запад будет нелегким. Все наши попытки продвинуться вперед наталкивались на бешеное сопротивление противника. Едва наши войска поднимались в атаку, фашисты открывали ураганный огонь с горы Обшар и высоты 531, западнее Нижнего Комарника. Мы делали все, чтобы изменить обстановку в свою пользу, но добиться желаемых результатов пока не могли. Выгодное положение противника, расположившего многочисленные огневые точки на северо-западных скатах господствующей горы Обшар, давало ему возможность контролировать всю долину у Нижнего Комарника. Убедившись, что наши попытки улучшить позиции успеха не приносят и ведут только к излишним потерям, мы временно прекратили наступательные действия.

В те дни когда мы стремились пробиться через ущелье у горы Обшар, командование армии приняло решение: создать ударные группы и под прикрытием артиллерийского и минометного огня направить их по лесным тропам в тыл врага. Эти группы должны были атаковать противника с тыла и таким образом облегчить наступление главных сил.

В течение четырех дней, с 14 по 17 октября 1944 года, ударные группы несколько раз пытались проникнуть во вражеский тыл, однако безуспешно.

Наши потери в живой силе росли. Серьезные неприятности причиняли нам мины, немало воинов подорвалось на них. Саперы старались изо всех сил, но не могли обезвредить все мины.

Много работы выпало на долю врачей, особенно хирургов. Главный хирург самоотверженный и неутомимый доктор Шкваржил - оперировал днем и ночью. Так он воевал со смертью, возвращая жизнь десяткам воинов. Бывали дни, и немало, когда ему приходилось делать до пятидесяти операций. В те дни врачи и санитары, как никогда, ощутили всю тяжесть войны, но дело касалось жизни людей, и наши медицинские работники, как и воины на переднем крае, научились подавлять усталость.

Бои в октябре были ничуть не легче сентябрьских. До этого корпус действовал на направлении главного удара 38-й армии. Теперь же, согласно принятому решению, основные усилия переносились вправо. Но, так как наш корпус по-прежнему должен был наступать на направлении главного удара, мы получили приказ в течение 18 октября сменить советскую 359-ю дивизию в районе Медведзне и Вишня Писана.

Перед нами снова горы: Явира и влево от нее гора Грабов. Как и прежде, фашистские войска фанатично сопротивлялись. Пленный гитлеровский солдат рассказал, что его части приказано обороняться до последнего человека.

Но мы во что бы то ни стало должны прорваться вперед! Каждый шаг стоил невероятных усилий и больших жертв. Неоднократно случалось так, что подразделения, уже продвинувшиеся на несколько сот метров; противник останавливал ураганным огнем и вынуждал отходить на исходные позиции. Бои не прекращались ни днем ни ночью. Пехотинцы, саперы, связисты, артиллеристы, танкисты, медицинские работники и повара - все действовали самоотверженно. Вот несколько примеров.

Свободник Ян Носко под огнем противника вынес с поля боя 38 раненых. Группа саперов из четырех человек, возглавляемая свободником Градеком, в течение двух часов обезвредила 505 противопехотных мин. Другая группа, в составе семи человек, руководимая Дзямко, за такое же время ночью убрала 850 мин. Телефонисту свободнику Луцуку в одном из боев пришлось тридцать три раза устранять повреждения линий связи. Повар Мищани носил горячую пищу на передовую, и если в это время противник предпринимал контратаки, то он брал винтовку и вел по врагу огонь.