– Что это?

Тюрин молча пожал плечами.

– Что это?
– так же негромко, бешено повторил Мамаев.

– Протоколы трибунала, - ответил начальник службы безопасности. И этот простой ответ на простой вопрос произвел неожиданный и очень сильный эффект.

– Протоколы трибунала? Какого трибунала? Которого не было? Которого не было и быть не могло? Какого, я тебя спрашиваю, трибунала?!

Маленький кабинет агентства "МХ плюс" заполнила предгрозовая свинцовая тишина. Миг - и молния звезданет в стол, от тяжелого грома содрогнется Москва, в груду развалин превратится старый дом на Неглинке, и весть о новом теракте ужаснет весь цивилизованный мир: да что же происходит в этой загадочной, непредсказуемой, жуткой России?

В загадочной, непредсказуемой, жуткой России происходила загадочная, непредсказуемая, слегка жутковатая, но в общем и целом вполне обычная российская жизнь. Два респектабельных господина, один из которых грузно сидел в кресле за черным офисным столом, а второй на стуле пристроился сбоку, держали напряженную паузу, а два других, я и Артист, как зрители очень камерного театра, с диванчика наблюдали за ними в ожидании, чем кончится их молчаливое противостояние. Мухе и Боцману билетов на спектакль не досталось из-за малой вместимости зала. Мамаев и присутствием Артиста был недоволен, но Артист твердо заявил, что не может оставить друга без моральной поддержки. А поскольку это была наша территория и правила на ней устанавливали мы, Мамаеву пришлось смириться.

Тюрин понял, вероятно, что ему не стоит дожидаться грома и молнии, и применил прием, который современные политологи именуют экспортом кризисов, а в старину называли "с больной головы на здоровую".

– Господин Пастухов, потрудитесь объяснить, как у вас оказались эти бумаги!
– с угрожающим видом потребовал он.

– Может, мы начнем с другого конца?
– предложил я.
– Это подлинные документы?

– Судя по всему, да.

– Это не ответ.

– Да, они подлинные!
– гаркнул Тюрин.
– Но тем хуже для вас!

– Заткнись!
– приказал Мамаев.
– Откроешь рот, когда тебя спросят! А сейчас заткнись! Понял? Заткнись!

– Ах, как это недемократично!
– укорил Артист.
– Дайте человеку высказаться.

– Какому человеку?
– с бешенством бросил Мамаев.
– Этому человеку? Этот человек уже высказался!

Я не понял, чем вызван такой сильный взрыв эмоций. Артист тоже не понял. Мы невольно оказались в положении зрителей, которые включили телевизор на середине спектакля и лишь по реакции действующих лиц догадываются, что в предыдущем эпизоде что-то такое произошло. Но никакого желания вникать в отношения Мамаева и его начальника службы безопасности у меня не было. Поэтому я сказал:

– Тогда мы слушаем вас.

– Я покупаю документы.

– Ничего ты не покупаешь!
– заорал Тюрин и повернулся ко мне: - Ты что делаешь? Ты знаешь, на что идешь? Ты идешь под статью! Это документы строгого учета, они должны храниться в архиве Военной коллегии Верховного суда СССР! Похищение официальных документов, совершенное из корыстной или иной личной заинтересованности, - это статья! Статья триста двадцать пятая Уголовного кодекса! Ясно? Раньше за это давали до пяти лет!

– А сейчас?
– полюбопытствовал Артист.

– Штраф до пятисот минимальных зарплат.

– Ух, как страшно! Это же целых полторы тысячи баксов! Жуть!

– Или до года лишения свободы!
– зловеще добавил Тюрин.

– Пастух, мужайся!
– подбодрил меня Артист.
– Мы тебя не оставим. Будем носить передачи. А если станет невмоготу, пришлем напильник в палке сервелата Черкизовского мясокомбината. Напильником перепилишь решетку, а сервелатом будешь глушить охрану.

– Могу я попросить всех помолчать?
– вежливо поинтересовался Мамаев.

– Да!
– поддержал его Тюрин.
– Цирк, понимаешь, устроили!

– Я покупаю документы, - повторил Мамаев.
– Деньги будут переведены немедленно. Куда?

Он извлек мобильник и приготовился набрать номер.

– Не спешите, - остановил его я.
– С помощью этих документов вы намерены объявить Калмыкова во всероссийский розыск. Я правильно понимаю?

– Вас это не касается! Вы продавец. Я покупатель. У меня деньги, у вас товар. Что я с ним сделаю, это решать мне!

– Вы намерены засадить Калмыкова в тюрьму на всю оставшуюся жизнь и таким образом снять проблему. Я хочу убедить вас, что это не лучший выход.

– Вот именно!
– одобрил Тюрин.
– Совсем не лучший, Петрович! Говно это, а не выход!

– Заткнись!
– рявкнул Мамаев.
– Почему же, господин Пастухов, не лучший?

– Он негуманный.

– Негуманный. Понятно. И все?

– Вам этого мало?

– Ну почему? Это очень сильный аргумент. Но не в деловом разговоре.