Хирел не отводил от него глаз. Еще никогда ему не приходилось видеть подобной верховой езды. Он хотел научиться этому. Очень хотел. И прямо сейчас.

Он оставался незамеченным. Жеребец сосредоточился на своем искусстве. Всадник сидел словно в забытьи. Это был молодой человек, темный как ночь, один из этих гладко выбритых северян. Жрец Аварьяна. Очень похожий на Саревана, правда, если бы у последнего не было его рыжей гривы: такая же тяжелая длинная косичка жреца, раскачивающаяся у самого крупа сенеля, такой же килт, едва прикрывающий обнаженные ноги, такое же золотое ожерелье на голой груди, такое же резкое лицо с орлиным профилем. Он не обладал той возмутительной красотой, какой был наделен Сареван, но его нельзя было назвать уродом — он попросту являлся самим собой.

Сенель остановил свой летящий галоп и принялся ритмично пританцовывать на месте, словно ему задавал такт барабан, а потом застыл на месте. Онемевший разум Хирела отказывался воспринимать виденное. Они как будто высечены из камня. Черный человек на черном жеребце, золото на его шее и в его ухе, складки тускло-коричневого килта и рубины, ставшие глазами сенеля.

Изваяние всадника покинуло спину изваяния коня, и Хирел изумленно уставился на него. Потому что, несмотря на облик и одежду северянина, этот незнакомец не был великаном — его с трудом можно было назвать высоким человеком. Высокий по асанианским меркам, мужчина среднего роста с точки зрения южан, среди дикарей он казался бы маленьким как ребенок. В первый раз с тех пор как он очнулся возле костра Саревана, Хирел почувствовал, что мир сжимается до нормальных размеров. Он снова превратился в рослого юношу, высокого для своих лет, который, по всей видимости, превзойдет ростом отца, считающегося невысоким. Этому человеку он без напряжения мог смотреть в глаза.

— Ты даже представить себе не можешь, — сказал он, — какое счастье просто стоять прямо и смотреть в лицо, а не в грудь, или в пряжку ремня, или еще того хуже.

Великолепная улыбка всадника сделала его еще моложе, совсем юношей.

— Бесспорно, это самое забавное из того, что когда-либо говорилось по поводу моего роста.

Его голос звучал чудесно, глубоко и вместе с тем чисто. Как у Саревана. Невероятно похоже.

Хирел никогда не попадал в одну и ту же каверзную ситуацию дважды. Теперь он уже познакомился с магией и отнюдь не считал, что эта встреча произошла благодаря слепой судьбе. Но он был до такой степени ошарашен, что произнес невпопад: — Это и есть Бешеный?

— Ну разумеется, — сказал всадник в золоте и тряпье, наблюдая за тем, как Хирел гладит жеребца по шее, а тот смиренно терпит это. После своего буйного танца Бешеный не был даже разгорячен. Он сопел в ладонь Хирела, притворяясь, что собирается ущипнуть его, и вращал глазами в ответ на улыбку принца. Пальцы Хирела вцепились в черную гриву. А всадник наблюдал за ним, довольный и, по-видимому, заинтересованный. — Ты только что добился редкостной милости, чужеземец. Лишь несколько избранных могут коснуться боевого коня Солнцерожденного.

Хирел не склонил головы. Он знал, что если сделает это, то упадет, а Высокого принца никто не должен видеть поверженным.

— Мы принесли вам вашего сына, господин император. Но никто нам не верит, мы ходим туда-сюда, и я боюсь, что…

Он не успел закончить фразу. Повелитель Керувариона исчез. Хирел остался один на один с Бешеным, который не давал ему упасть.

— Но ведь Солнцерожденный стар, — сказал он. — Старше, чем мой отец.

Наконец его пальцы разжались и отпустили длинную гриву. Он должен следовать за императором, зхил'ари не сумеют узнать своего повелителя в таком небрежном виде. Тут не избежать недоразумения, а Сареван находится на пороге смерти, если уже не переступил его.

Хирел пронесся через ворота и резко остановился. Солнцерожденный стоял в середине круга. Все зхил'ари отступили назад с благоговением в глазах. Они узнали своего хозяина, может быть, инстинктивно, как звери. Только Газхин, который держал тело Саревана, не двинулся с места и остался сидеть на краю фонтанчика. Его лицо ничего не выражало.

Император взглянул на тело, лежащее на руках Газхина. На его лице тоже ничего не отразилось. Но молодым он больше не выглядел. Он стал угрюмым, измученным долгой жизнью стариком.

Подняв безжизненное тело Саревана, он с невыразимой нежностью принялся укачивать его. Он ничего не говорил, может быть, потому, что не мог. В полном молчании он повернулся, прошел через внезапно собравшуюся толпу, словно сквозь пустой воздух, и скрылся из виду.

Хирел добился, чтобы им всем разрешили пройти во внутренний дворец и обращались с ними, соблюдая хотя бы видимость приличий. Бедняги дикари с Лунных Озер, лишенные возможности сражаться, чувствовали себя до крайности растерянно. Они шарахались от мешающих им стен, тревожно разглядывали потолки и подпрыгивали как олени, когда за их спинами хлопали двери. Они пугались спокойных немногословных слуг так, как только могут пугаться безоружные воины; они сбивались в кучку, как стайка солнечных птиц с настороженными быстрыми глазами.

3хил'ари старались держаться поближе к Хирелу — единственному знакомому им существу в чужом мире. Он помогал им во время трапезы, в которой сам не участвовал, и во время купания, оказавшегося делом более простым. Это был чистоплотный народ, а если уж говорить честно, то даже чистоплотнее большинства асанианцев. Они зачарованно глядели на непрерывный поток воды, подогретой в печах, они играли в нем как дети, забыв наконец о своем страхе перед людьми, героически пытавшимися им прислуживать. Хирел, которому еще не доводилось видеть их без раскраски и без кос, был приятно удивлен. Когда вода пригладила их бороды, они стали похожи на людей.