У сарая стояла телега, нагруженная пустыми корзинами. Эл подхватил вожжи и тронул лошадей. Пара битюгов потащила телегу по пыльной дороге.

— Добрый выдался год, — сказал Эл. Он набил табаком старую вересковую трубку и зажег ее, не отпуская вожжей.

— Ага. Только чудное все в этом году.

— Точно. Вот как растения вымахали. Никогда раньше таких не видал.

Хэнк сплюнул жвачку.

— Не только в том дело, что вымахали. Они даже без ветра трясутся. Я вчера помидоры окучивал, а они вдруг зашевелились.

— Н-но! — крикнул Эл. Лошади затрусили быстрее. Он затянулся и выдохнул клуб душистого дыма. — Ты прав. Сам не знаю, что с ними творится. Никогда не было такой погоды и такого урожая. Что-то неладно. Помнишь, прошлой осенью пшеница снова принялась расти. Черт знает что! Только в октябре мы смогли все собрать.

Хэнк поежился.

— Не нравится мне это. Порой, как бы сказать… мне кажется, что все это плохо кончится.

— А?

Хэнк задумался.

— А? — повторил Эл.

— Вчера ветра не было, а могу поклясться, что весь клевер полег, как только я собрался косить.

— А? Это тебе померещилось.

Эл был спокоен. Хэнк промолчал.

— Никогда не видал, чтобы кукуруза росла, как в этом году, — через некоторое время сказал Эл. Копыта лошадей поднимали желтую пыль. — Не меньше чем десять футов! Фред Олтмиллер вчера говорил, что соберет не меньше полутора сотен бушелей с акра. Да и початки чуть не по футу каждый.

Хэнк поморщился.

— Когда я шел по полю, кукурузу так качало, словно надвигалась буря. И ни единого облачка вокруг. И никакого ветра.

— Поменьше самогона пить надо, — ухмыльнулся Эл.

— При чем тут самогон? — возразил Хэнк. — Не вру я. Я бы мог поклясться, что кто-то рядом стоит, когда полол арбузы на той неделе. Вроде бы голоса слышал.

— Ну и кто же это говорил?

— Со всех сторон слышал. Шепот, словно арбузы разговаривали.

Эл фыркнул:

— Этак ты до сумасшедшего дома докатишься. Тридцать лет я копаюсь здесь в земле и ничего подобного не слыхивал.

— Да я не вру! Это с самой весны началось.

Они проехали мимо полей спелой пшеницы и овса, обогнули огромный валун и начали взбираться на холм, где паслись коровы, пощипывая траву, росшую между камнями и корявыми деревцами.

Элу не хотелось признаваться в том, что он согласен с Хэнком. Солидным людям свойственно отрицать существование необъяснимого, противоречащего жизненному опыту. С того дня, как Эл увидел, что прошлой осенью все растения возобновили рост, он ломал себе голову, что бы это могло значить. И весенний сев, изумительная погода, богатый урожай — все это было омрачено признаками каких-то грядущих потрясений. Он видел, как в безветренные дни чуть колыхалась трава. И не мог забыть, как шептались деревья, когда он обрызгивал химикалиями яблони и вишни.

— И все-таки это был неплохой год, — повторил Эл. — Яблоки хоть прямо на выставку. Деревья под ними гнутся.

Телега перевалила через вершину холма, и лошади припустили вниз по склону.

— Ты только погляди… — его голос сорвался.

Еще вчера в этой ложбине между двумя небольшими холмами рос яблоневый сад.

Вчера.

Сегодня на его месте была лишь изрытая земля и борозды, тянущиеся к дальнему холму.

Эл охнул, и лицо его покрылось красными пятнами. У Хэнка чуть глаза не вылезли из орбит. Он раскрыл рот и закрыл его снова. Словно привидение увидел. Пальцы потянулись к вороту рубахи. Солнце поднялось выше. Поле было ровным, только что вскопанным. Но на нем не было ни единой яблони.

От громоподобного возгласа Эла задрожал утренний воздух:

— Какой-то вонючий ворюга спер мои яблоки!

Хэнк ответил как во сне:

— Но здесь нет ни одного дерева… и яблок нет… ничего нет.

Эл взял себя в руки.

— Даже корней нет.

— И пней, — сказал Хэнк.

Они оторвали глаза от пустого поля и посмотрели друг на друга.

— Яблони ушли, — предположил Хэнк. Лошади заржали. Лицо Эла казалось маской гнева и изумления.

— П-а-а-шли! — стегнул он лошадей кнутом по бокам. Лошади припустили вниз, сбавили скорость на поле и поволокли телегу вдоль глубоких борозд, мимо ям, к пшеничному полю. Казалось, там прошла целая армия.

— Быть того не может, нам это снится… или мы оба спятили, — бормотал Эл.

Хэнк поежился.

— Может, повернем назад?

— Заткнись! Если кто-то спер мои яблоки, я ему ноги пообломаю! Лучший урожай за тридцать лет!

Хэнк молил его:

— Послушай, Эл! Не только яблоки пропали! Деревьев ведь тоже нет. Даже корней. Никто бы не смог сделать этого за одну ночь.

Эл, насупившись, продолжал погонять лошадей. Лошади взобрались на холм и спустились на дорогу, которая вела к озерцу, оставленному ледником. Здесь Эл натянул поводья, и лошади встали.