Шрифт:
СОНЕТ
Я, верно, болен: на сердце туман,Мне скучно все, и люди, и рассказы,Мне снятся королевские алмазыИ весь в крови широкий ятаган.Мне чудится (и это не обман):Мой предок был татарин косоглазый,Свирепый гунн… я веяньем заразы,Через века дошедшей, обуян.Молчу, томлюсь, и отступают стены –Вот океан, весь в клочьях белой пены,Закатным солнцем залитый гранит.И город с голубыми куполами,С цветущими жасминными садами,Мы дрались там… Ах да! я был убит. ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ
В узких вазах томленье умирающих лилий.Запад был медно-красный. Вечер был голубой.О Леконте де Лиле мы с тобой говорили,О холодном поэте мы грустили с тобой.Мы не раз открывали шелковистые томыИ читали спокойно и шептали: не тот!Но тогда нам сверкнули все слова, все истомы,Как кочевницы звезды, что восходят раз в год.Так певучи и странны, в наших душах воскреслиРифмы древнего солнца, мир нежданно-большойИ сквозь сумрак вечерний запрокинутый в креслеРезкий профиль креола с лебединой душой. ОНА
Я знаю женщину: молчанье,Усталость горькая от словЖивет в таинственном мерцаньеЕе расширенных зрачков.Ее душа открыта жадноЛишь медной музыке стиха,Пред жизнью дольней и отраднойВысокомерна и глуха.Неслышный и неторопливый,Так странно плавен шаг ее,Назвать нельзя ее красивой,Но в ней все счастие мое.Когда я жажду своеволийИ смел и горд – я к ней идуУчиться мудрой сладкой болиВ ее истоме и бреду.Она светла в часы томленийИ держит молнии в руке,И четки сны ее, как тениНа райском огненном песке. ЖИЗНЬ
С тусклым взором, с мертвым сердцем в мореброситься со скалы,В час, когда, как знамя, в небе дымно-розовая заря,Иль в темнице стать свободным, как свободны одниорлы,Иль найти покой нежданный в дымной хижине дикаря!Да я понял. Символ жизни – не поэт, что творит слова,И не воин с твердым сердцем, не работник, ведущийплуг, –С иронической усмешкой царь-ребенок на шкуре льва,Забывающий игрушки между белых усталых рук. ИЗ ЛОГОВА ЗМИЕВА
Из логова змиева,Из города Киева,Я взял не жену, а колдунью.А думал – забавницу,Гадал – своенравницу,Веселую птицу-певунью.Покликаешь – морщится,Обнимешь – топорщится,А выйдет луна – затомится,И смотрит, и стонет,Как будто хоронитКого-то, – и хочет топиться.Твержу ей: крещеному,С тобой по-мудреномуВозиться теперь мне не в пору;Снеси-ка истому тыВ днепровские омуты,На грешную Лысую гору.Молчит – только ежится,И все ей не можется,Мне жалко ее, виноватую,Как птицу подбитую,Березу подрытуюНад очастью, Богом заклятою. II
ПОСВЯЩАЕТСЯ АННЕ АХМАТОВОЙ
Я ВЕРИЛ, Я ДУМАЛ…
Сергею Маковскому
Я верил, я думал, и свет мне блеснул наконец;Создав, навсегда уступил меня року Создатель;Я продан! Я больше не Божий! Ушел продавец,И с явной насмешкой глядит на меня покупатель.Летящей горою за мною несется Вчера,А Завтра меня впереди ожидает, как бездна,Иду… но когда-нибудь в Бездну сорвется Гора,Я знаю, я знаю, дорога моя бесполезна.И если я волей себе покоряю людей,И если слетает ко мне по ночам вдохновенье,И если я ведаю тайны – поэт, чародей,Властитель вселенной, – тем будет страшнее паденье.И вот мне приснилось, что сердце мое не болит,Оно – колокольчик фарфоровый в желтом КитаеНа пагоде пестрой… висит и приветно звенит,В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.А тихая девушка в платье из красных шелков,Где золотом вышиты осы, цветы и драконы,С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов,Внимательно слушая легкие, легкие звоны.ОСЛЕПИТЕЛЬНОЕ
Я тело в кресло уроню,Я свет руками заслонюИ буду плакать долго, долго,Припоминая вечера,Когда не мучило «вчера»И не томили цепи долга;И в море врезавшийся мыс,И одинокий кипарис,И благосклонного Гуссейна,И медленный его рассказВ часы, когда не видит глазНи кипариса, ни бассейна.И снова властвует Багдад,И снова странствует Синдбад,Вступает с демонами в ссору,И от египетской землиОпять уходят кораблиВ великолепную Бассору.Купцам и прибыль и почет.Но нет, не прибыль их влечетВ нагих степях, над бездной водной;О тайна тайн, о птица Рок,Не твой ли дальний островокИм был звездою путеводной?Ты уводила моряковВ пещеры джиннов и волков,Хранящих древнюю обиду,И на висячие мостыСквозь темно-красные кустыНа пир к Гаруну аль-Рашиду.И я когда-то был твоим,Я плыл, покорный пилигрим,За жизнью благостной и мирной,Чтоб повстречал меня ГуссейнВ садах, где розы и бассейн,На берегу за старой Смирной.Когда-то… Боже, как чистыИ как мучительны мечты!Ну что же, раньте сердце, раньте, –Я тело в кресло уроню,Я свет руками заслонюИ буду плакать о Леванте. РОДОС
Памяти М. А. Кузьминой-Караваевой
На полях опаленных РодосаКамни стен и в цвету тополяВидит зоркое сердце матросаВ тихий вечер с кормы корабля.Там был рыцарский орден: соборы,Цитадель, бастионы, мосты,И на людях простые уборы,Но на них золотые кресты.Не стремиться ни к славе, ни к счастью,Все равны перед взором Отца,И не дать покорить самовластьюПосвященные небу сердца!Но в долинах старинных поместий,Посреди кипарисов и роз,Говорить о Небесной Невесте,Охраняющей нежный Родос!Наше бремя – тяжелое бремя:Труд зловещий дала нам судьба,Чтоб прославить на краткое время,Нет, не нас – только наши гроба.Нам брести в смертоносных равнинах,Чтоб узнать, где родилась река,На тяжелых и гулких машинахГрозовые пронзать облака;В каждом взгляде тоска без просвета,В каждом вздохе томительный крик, –Высыхать в глубине кабинетаПеред пыльными грудами книг.Мы идем сквозь туманные годы,Смутно чувствуя веянье роз,У веков, у пространств, у природыОтвоевывать древний Родос.Но, быть может, подумают внуки,Как орлята, тоскуя в гнезде:«Где теперь эти крепкие руки,Эти души горящие – где?»