– Желаю вам всего наилучшего, сэр.
– И капитан Костиган, перегнувшись через перила, проводил отступающего вниз но лестнице майора Пенденниса издевательски-учтивым поклоном.

Глава XII,

в которой речь идет о поединке

Еще в начальных главах этой повести упоминался некий мистер Гарбетс первый трагик, молодой, но многообещающий актер крепкого телосложения, любитель покутить и поскандалить, - с которым мистер Костиган был на дружеской ноге. Оба они служили украшением веселых сборищ в общей зале гостиницы "Сорока", выручали друг друга в разнообразных комбинациях с векселями, любезно ссужая одни другому свои ценные подписи. Короче - они были друзьями, и капитан Костиган, оставшись дома один, решил немедля призвать его к себе, дабы спросить его совета. Гарбетс был мужчина внушительный, рослый и громогласный, он обладал лучшими во всей труппе ногами и мог играючи переломить надвое кочергу.

– Беги, Томми, - наказал мистер Костиган маленькому посланцу, - и приведи сюда мистера Гарбетса, он живет над лавочкой, где торгуют требухой, да ты, верно, помнишь, а заодно передай, пусть из "Винограда" пришлют два стакана грога, погорячей.
– И Томми побежал со всех ног, а вскоре появились и грог и мистер Гарбетс.

Капитан Костиган не стал посвящать его во все события, уже известные читателю; с помощью горячего грога он сочинил угрожающее письмо к майору Пенденнису, в коем призывал его не чинить препятствий браку между мистером Артуром Пенденнисом и его, капитана Костигана, дочерью мисс Фодерингэй, а также назначить ближайший возможный срок их бракосочетания; в противном же случае требовал сатисфакции, как то принято между джентльменами. А буде майор Пенденнис попытается увильнуть от дуэли, намекал капитан, он заставит его принять вызов, приведя особу майора в соприкосновение с плеткой. Точных выражений этого письма мы не можем привести по причинам, о которых будет сказано в своем месте; но мы уверены, что оно было составлено в самом изысканном штиле и старательно запечатано большой серебряной печатью Костиганов - единственным образчиком фамильного серебра, каким владел капитан.

Итак, Гарбетсу было поручено доставить это письмо по назначению; генерал пожелал ему удачи, стиснул его руку и проводил его до дверей. А затем достал свои заслуженные дуэльные пистолеты с кремневым замком, от которых в Дублине погиб не один смельчак; осмотрев их, убедился в удовлетворительном их состоянии и стал выгребать из комода стихи и письма Пена, которые он всегда прочитывал прежде, нежели передать своей Эмили.

Минут через двадцать Гарбетс воротился, вид у него был встревоженный и удрученный.

– Видели его?
– спросил капитан.

– Видел, - отвечал Гарбетс.

– Ну и когда?
– спросил Костиган, пробуя замок одного из пистолетов и поднимая это смертоносное оружие на уровень своего налитого кровью глаза.

– Что когда?
– спросил мистер Гарбетс.

– Да встреча, милейший.

– Неужто вы имеете в виду поединок?
– спросил ошеломленный Гарбетс.

– А что же иное, черт побери, я мог иметь в виду? Я застрелю этого негодяя, оскорбившего мою честь, или сам паду бездыханным.

– Не хватало еще, чтобы я вручал вызовы на дуэль, - сказал Гарбетс.
– Я человек семейный, капитан, от пистолетов предпочитаю держаться подальше. Вот ваше письмо, возьмите.
– И, к великому изумлению и негодованию капитана Костигана, его гонец бросил на стол письмо с кривыми строчками надписи и расползшейся печатью.

– Вы что же, видели его, а письмо не передали?
– в ярости вскричал капитан.

– Видеть-то я его видел, капитан, а поговорить с ним не мог.

– Проклятье! Это еще почему?

– Да у него там сидел один, с кем мне не хотелось встречаться, отвечал трагик замогильным голосом.
– И вам бы не захотелось. Стряпчий у него там сидел, Тэтем.

– Трус и негодяй!
– взревел Костиган.
– Испугался, хочет показать под присягой, что я грозил его убить!

– Меня в эту историю не впутывайте, - упрямо сказал трагик.
– Лучше бы мне было не попадаться на глаза этому Тэтему, а еще бы лучше - не подписывать...

– Стыдно, Боб Акр! Вы мало чем лучше труса, - процитировал капитан, не раз исполнявший роль сэра Люциуса О'Триггера как на сцене, так и в жизни; и, обменявшись еще несколькими словами, друзья расстались нельзя сказать чтобы очень весело.

Беседа их приведена здесь вкратце, ибо суть ее читателю известна; но теперь ему также стало ясно, почему мы не можем подробно изложить письмо капитана к майору Пенденнису; ведь оно так и осталось нераспечатанным.

Когда мисс Костиган в сопровождении верного Бауза воротилась с репетиции, она застала своего родителя в сильнейшем волнении: он шагал из угла в угол, распространяя вокруг себя аромат спиртного, которым ему, как видно, не удалось утишить свою смятенную душу. Письма Пенденниса громоздились на столе вокруг пустых стаканов и чайных ложечек, коими в них еще недавно помешивали капитан и его приятель. Едва Эмили переступила порог, как он схватил ее в объятия и с полными слез глазами, прерывающимся голосом воскликнул:

– Приготовься, дитя мое, бедное мое дитя!

– Вы опять выпивши, папаша, - сказала мисс Фодерингэй, отводя его руки.
– А обещали мне, что до обеда не будете пить.

– Бедняжечка моя, да я одну каплю, только залить горе!
– вскричал безутешный отец.
– В вине заботы я топлю.

– Не так-то, видно, легко утопить ваши заботы, - в тон ему сказал Бауз.
– Что случилось? Уж не обидел ли вас этот сладкоречивый джентльмен в парике?

– Коварный злодей! Он от меня не уйдет!
– заорал Кос, в то время как Милли, высвободившись из его объятий, убежала к себе и уже снимала шаль и шляпку.