Шрифт:
Все это поддерживает меня на постоянном высоком уровне полета – я просто не могу позволить себе вернуться к старому и забыть, что я волшебница. Все, что я сделала за этот период времени, конечно, уже никогда не вспомню – миллионы стихов, песен, картинок, куча ритуалов… А сколько еще предстоит? То есть, конечно, это не воспринимается мною как тягостная обязанность, наоборот – радость и предвкушение. Я ужасно благодарна своему сыночку за то, что он меня так изменил. Болезнь ребенка – вообще сильнейший стимул, хотя, возможно, это звучит ужасно.
В больнице мы устраивали коллективные ритуалы. Не только с медсестрами, но и с пациентами. И те и другие, кстати, не давали мне спать до трех-четырех утра, требуя волшебных историй, а пять пар экземпляров «УВ» и «ТУ» были зачитаны до дыр.
Освобождение
Летом я начала бракоразводный процесс, а муж отказывался со мной разводиться. В принципе его можно было и не спрашивать, но мне хотелось все решить по-хорошему. Сначала я думала по-настоящему «попасть за решетку», но так как регистрации в Москве у меня не было, это могло затянуться надолго.
Поэтому пришлось использовать свои «связи» в милиции. «Сидеть» я должна была с медсестрой Катей, с которой познакомилась в больнице. Отсидка был намечена на вечернее время, чтобы потом, выйдя на свободу с чистой совестью, успеть на метро.
Чтобы как следует отметить будущую свободу, мы изготовили бутылки пива с оригинальными наклейками. На своей я написала «СВОБОДУ всем Катям, Катенькам, Катькам и Катюшам от…», и перечислила все, что мне в жизни мешало, мешает или могло бы помешать. Все, конечно, не вспомню, наименований было ОЧЕНЬ много, примерно таких: ненужных мужей, капризов детей, жилищных проблем, несчастливой любви, нездоровья своего и своих близких, лишнего веса, вредных привычек, комплексов, бедности, скуки, стихийных бедствий, страданий и войн во всем мире. Красиво все оформила, сверху написала что-то вроде «Волшебство FOREVER». Кате сообщила примерный текст, чтобы она себе тоже сделала этикетки.
Вечером я поехала на место захвата. Точнее, сначала мы встретились на квартире у Кати, откуда она должна была позвонить своим знакомым «спецназовцам» и сообщить, т. е. буквально «донести» или даже «настучать», когда и где нас можно забирать «тепленькими». Когда Катя увидела мою бутылку с крупными буквами «СВОБОДА» посередине, она сразу спросила: «А откуда ты знаешь, что встреча назначена у кинотеатра «Свобода»?» Вот как удачно совпало название кинотеатра с символом всей операции! Чтобы не скучать в камере, мы решили захватить с собой что-нибудь из легкого чтения. У Кати ничего легче «Анатомии человека» в доме не нашлось.
Сделав контрольный звонок, мы вышли на дело. Смеркалось. Подойдя к кинотеатру и никого не обнаружив, мы решили, что засада сидит в кустах, однако все оказалось тривиальнее – спецназ опаздывал на захват особо опасных преступников. Нет еще в наших правоохранительных органах слаженной работы стукачей и группы захвата!
Однако мы оказались элементами не столько преступными, сколько сознательными, дождались работников милиции и, почти не сопротивляясь, пошли с ними в отделение.
В отделении мы потребовали, чтобы нас оформили, как полагается, поэтому с нас сняли отпечатки пальцев и оформили протокол задержания. [5] Так как мы были не обычные рядовые убийцы и насильники, а практически VIP-персоны, после снятия отпечатков пальцев нас снабдили специальной жидкостью для отмывания рук. Чрезвычайно блатная вещь, без которой мы были бы обречены неделю походить на землекопов. Также мы написали объяснительные.
5
Все это у меня бережно хранится дома и используется при случае. Документы о моем задержании стали настоящим предметом силы и всегда помогают мне, если приходится иметь дело с матерыми бюрократами. Обычно достаточно просто взять их с собой и положить среди других документов. В особо тяжелых случаях приходится доставать их и махать ими перед носом у бюрократа, заявляя, что все документы давно мною собраны или что-то в этом роде.
Вот текст моей объяснительной, записанный каллиграфическим почерком оперуполномоченного УР ОВД Южно-портового района ЮВАО г. Москвы, старшего лейтенанта милиции Приколенко С.Э.:
«На учете в НД и ПИД не состою. По существу заданных мне вопросов могу пояснить, что я в течение последнего месяца совершенно не делала зарядку, практически всю свою сознательную жизнь объедаюсь шоколадом и вследствие этого поправилась примерно на 5 кг.
В содеянном глубоко и искренне раскаиваюсь, прошу не применять ко мне строгих мер. Обязуюсь исправиться и вернуться в первоначальное состояние в течение 27 дней».
Дальше моей рукой приписано «С моих слов записано верно». Кстати, я уже была в положении и действительно поправилась. А вот мои особые приметы: «татуировка: ягодица левая, рисунок – кельтский узор (старший лейтенант сказал мне, что это сейчас самые модные тату); легкая картавость».
И вот, наконец, долгожданная камера предварительного задержания. К моему сожалению, в тот момент мы были единственными ее постояльцами. Если не считать серых и хвостатых – они периодически шныряли мимо. Наше появление в камере вызвало легкий ажиотаж среди работников отделения. Мимо нашей решетки-двери с периодичностью в несколько секунд стали ходить милиционеры, безуспешно делающие вид, что смотрят в другую сторону. Каждый из них прошел мимо нас столько раз, что скоро мы смогли бы дать точное описание внешности всех сотрудников отделения, работающих в ту смену.
Человек, упрятавший нас за решетку, слегка напыжился и гордо отмалчивался, периодически подмигивая нам и ухмыляясь сослуживцам, – было видно, что его статус в коллективе резко вырос. Потом был еще один маленький смешной эпизод: к нам в камеру зашел пьяный сотрудник в штатском и угостил нас домашним печеньем – орешками с вареной сгущенкой. А потом нас освободили.
Мы постарались прочувствовать, насколько чиста стала наша совесть, глотнули пива, вдохнули воздух свободы и побежали к метро, так как было за полночь. В метро мне пришлось ехать одной, так как Катя жила рядом с отделением милиции. «Наш» человек в милиции посадил меня на последний поезд (без его удостоверения меня уже не пропустили бы в метрополитен зоркие сторожевые старушки), и я поехала домой на совершенно пустом, можно сказать, личном поезде.