Темные своды школы, которая содержалась монахами-пиеристами, поглотили Вамбери.

Перед тем как отвести Вамбери в их школу, его мать выдержала большой бой со своими знакомыми.

— Он знает библию, — говорили они, — в библии есть все. Зачем учить тому, чего в ней нет? Это только погубит мальчика. Пусть он лучше станет сапожником — это богатое ремесло. Но она настояла на своем:

— Мне очень тяжело отдать его чужим людям, но мой сын имеет хорошую голову. Для этой головы библии мало. Пусть он учится всему, что знают люди. И Вамбери учился в монастырской школе. Первый год ученья прошел как ветер по роще — неожиданно и быстро. Латынь звенела в ушах мальчика с утра до вечера, мороз на улице щипал его за нос, но сытный обед был редким гостем в его желудке, по ночам ему снилось, что он странствует по диким странам и говорит на неведомых языках. Он просыпался в поту и вскакивал. Спал он, где придется у разных случайных благотворителей на мешках в передней или где-нибудь за плитой в кухне.

Зато, когда он увидел в первые каникулы ивы своего родного городка, он торжественно показал им, развернув так, чтобы видел весь пустырь, свой похвальный лист, где было написано золотыми буквами его имя.

— Золотом, вы понимаете, совсем золотом, посмотрите, — хвасталась его листом мать, показывая соседкам.

И все удивлялись. Такой маленький и такой умный… Ее материнское сердце кипело от радости. А Вамбери говорил:

— Это еще немного, мама. Я должен знать всё, всё…

С первыми полосами сентябрьских дождей костыль Вамбери снова застучал по коридорам монастырской школы.

Толстый новый преподаватель позвал его к себе и оглядел с головы до ног; потом презрительно спросил: — Ты еврей, Вамбери?

— Да, — ответил мальчик, смотря ему в глаза. — Скажи мне, Мошеле, зачем тебе учиться? Не лучше ли тебе стать резником и продавать мясо?

Вамбери звали не Мошеле, и он вспыхнул, но вспомнил сейчас же ножницы и иглы портнихи, голодных братишек, старый согнувшийся их домишко, и мать с заплаканными глазами, и ночи, отданные книгам.

— Учитель, — ответил он, — я нищ и мал. Я буду слушать вас, как отца. Но я не хочу быть мясником! Монах усмехнулся и сказал: — Хорошо, я верю, иди в класс.

Этот год упал на мальчика как черное облако. Знакомые его, у которых он получал обед и ночлег, разъехались из города. Карман Вамбери не знал, что такое деньги. Мальчишки на улице хватали его за костыль, подставляли подножки, бросали камнями в спину, кричали: — Урод, трус, калека! Он шел и дрожал от ярости.

Горбун-шапочник дал ему угол в своем чулане. Но есть было нечего. Тогда он попросил в школе работы. Ему сказали:

— Приходи по утрам до уроков чистить учителям сапоги и платье.

Едва зимнее солнце начинало трогать окна, Вамбери уже сидел с сапогом в руке у печки в большом школьном коридоре и одним глазом следил за щеткой, бегавшей по сапогу, а другим глядел в книгу.

Печка сделалась его другом. Она грела и успокаивала его. А потом в нее всегда можно было бросить полдюжины картофелин, случайно сохраненных от вчерашнего дня.

Кроме печки, его верными товарищами были книги. Зачитываясь, он забывал голод.

Однажды весной школьники дурачились и играли во дворе. Листья яблонь летели им навстречу. Воробьи прыгали по забору.

Веселье кружило мальчикам руки и ноги, — А ну, Вамбери, — подзадоривал один из них, — побежим, ну, побежим, кто скорее.

— Куда ему, — кричали другие, — он на трех ногах, он вас всех сразу обгонит.

Вамбери побледнел от гнева и вскочил. И он бежал вместе со всеми. Но они далеко обогнали его и, столпившись на другом конце двора, показывали ему языка и строили носы.

Он стоял одиноко, запыхавшись от усилий. Мальчики смеялись.

Тогда он отвернулся и пошел прочь от школы и от своих мучителей. В этом городе было одно место, куда он ходил плакать, когда ему было тяжело. Это была могила его отца. Туда он пришел и теперь.

На могиле он сел и оглядел себя. Рваная куртка одевала его плечи, костыль протер ее, и подмышкой зияла дыра. Из одного сапога торчали пальцы. Морщины выросли на маленьком лбу после этого осмотра.

— А, проклятый, — сказал он, хмурясь, дергая костыль из-под руки, — ты долго еще будешь делать меня посмешищем? Кто сильней — я или ты, сейчас увидим. Отец, отец, будь свидетелем!

И Вамбери ударил изо всех сил костылем по дереву, росшему на могиле. Костыль с треском переломился и упал.

Опираясь на палку, ступая с болью, Вамбери пришел домой и собрал свои книги. Собрав, он завернул их в одеяло. Больше вещей у него не было. — Куда ты? — спросил шапочник. — Я ухожу, — сказал он, — здесь мне больше нечему учиться. Я пойду дальше.

Старый и мрачный город Пресбург впустил Вамбери в свои холодные, как пещеры, улицы.

Он долго ходил от дома к дому, и ему казалось, что дома отворачиваются от него, а лавки играют в прятки, — так неожиданно выскакивали перед ним окна, в которых лежали колбасы, окорока, сладкие пироги и конфеты.