Можно отметить самую широкую распространенность и прекрасную приспособленность к любым условиям обычных мух. Однако же в природе существуют мухи, раскрашенные «под осу». Считается, что это приспособление выведено естественным отбором с целью отпугнуть хищника. Почему же тогда осовидные мухи не так широко распространены, как простые? Точно такой же вопрос можно задать и о жуках: почему среди них не все бомбардиры, коль скоро бомбардирам столь безопасно живется под своей хитроумной защитой? Ведь существует же и межвидовая конкуренция. Почему в ней, как правило, одерживают верх не сложные организмы со всякими техническими изобретениями, а самые простые?

Другой пример на эту же тему – обычные крысы, существа простые, но плодовитые и приспособленные к любым широтам. Попав в Австралию или на разные острова вместе с кораблями европейцев, крысы быстро вытеснили там все виды, которые могли бы составить им пищевую конкуренцию. На крыс очень трудно найти управу: они хитрые, не боятся ни ядов, ни даже радиации, у них почти нет ни болезней, ни врагов. Перенося множество всякой инфекции, они сами почти не болеют. Вот лучшая приспособленность! Почему бы отбору не остановиться на этом замечательном виде? Зачем это отбор выводил еще каких-то сусликов, полевок, зайцев, кроликов, кротов, ежей и всех прочих тварей, занимающих ту же экологическую нишу?

В наши пруды был завезен дальневосточный ротан – мелкая рыбка, обладающая подлым свойством – поедать чужую икру. Вскоре вся прочая рыба в «зараженных» ротаном прудах исчезла. Спрашивается: почему бы отбору не пойти по пути наименьшего сопротивления, не создавая всего многообразия озерной рыбы, не остановиться ли на самом приспособленном?

Роль прудового ротана в мире птиц выполняет ворона, однако она сосуществует в своей экологической нише с сорокой, сойкой, грачом и галкой, будучи приспособлена лучше их всех.

Как естественный отбор мог сформировать певческие качества птиц? Если песня нужна птице только для пометки гнездовой территории, то гораздо проще с этим делом можно справится при помощи мочи или помета, а освободившееся от песен время употребить на поиск пищи или подруги. Таким образом, воробей оказывается гораздо лучше приспособленным, чем соловей. И тем не менее, соловей зачем-то присутствует в природе.

Вывод ясен: если заставить природу жить по Дарвину, то большинство самых красивых и оригинальных видов вымрут сразу же, что мы зачастую и наблюдаем, когда благодаря нам, цивилизации человеческой, некоторые приспособленные виды расширяют свой ареал и вытесняют аборигенов. Вымирают у нас на глазах самые редкие, самые красивые животные, на выработку хитрых приспособлений которых требуется больше всего труда. Если же природа всегда направлялась бы только естественным отбором, то кроме капустниц, простых мух, жуков, ротанов, ворон и крыс да нескольких других видов, которые просто не могут помешать друг другу, на земле не возникло бы вообще ничего живого.

Не напоминает ли это нам законов информатики: видовое разнообразие не возникает само собой, а создается только разумным Художником. И второе правило: самопроизвольное течение событий только ухудшает, обедняет былое разнообразие.

Нет сомнений, что живой мир создавался не случаем и не взаимной конкуренцией, а великим Художником, который в творениях Своих старался вкладывать Свое универсальное понятие о красоте, свойственное (вложенное) также и человеку – разумному созерцателю этой красоты. Иначе почти невозможно объяснить возникновение множества приспособлений и признаков живых организмов, гармоничность и правильность их устройства.

Роль же естественного отбора на самом деле – сугубо пассивная: защищать вид от возникающих периодически уродов, безразлично – обнадеживающих или безнадежных, чтобы их уродства не передались по наследству. Никакой творческой роли у отбора нет. Смертью и убийством творить невозможно. Смертоносное оружие может – притом лишь иногда – помогать сохранению созданной жизни, но само давать жизнь оно неспособно.

Все живые существа построены из макромолекул белков, нуклеиновых кислот, молекул углеводов, липидов, жиров и др. Оказывается, что сложность молекулярного строения клеток низших животных и человека имеет один порядок. Однотипные (хотя и разные) молекулы предназначены у разных организмов для выполнения сходных функций. Так например, белок гемоглобин предназначен для переноса кислорода в мышцы и для удаления углекислого газа и воды. Структура его сходна у самых разных животных.

В структуру этого белка у человека входит железо, а к примеру, у каракатицы – ванадий. Это обусловлено условиями жизни, необходимостью вдыхать кислород при разном парциальном давлении. Но общее правило таково: на молекулярном уровне и «простые», и «сложные» организмы сложны одинаково. Ни один живой организм не использует «примитивных» белков или «недоразвитых» нуклеиновых кислот. Следовательно, с тех пор, как существует жизнь, не существует «эволюции» в сторону усложнения биомолекул. Как могла существовать такая «химическая эволюция» до возникновения жизни, как это полагают последователи Опарина, если в условиях отсутствия жизни вся сложность органического синтеза гораздо быстрее должна была уничтожаться обратным ходом реакций. Иначе: как могла сложиться такая ситуация, что за первый миллиард лет земной истории органические молекулы не просто возникают, но проходят сложнейшую химическую эволюцию, в миллионы раз повышая свою сложность, а затем в течение трех с половиной миллиардов лет, в гораздо более благоприятных условиях, чем в безжизненном пространстве, они нисколько не увеличивают своей сложности? Проще сказать: от камня до бактерии гораздо дальше, чем от бактерии до человека, если говорить о сложности органических молекул, но сложный путь пройден в три раза быстрее, чем более простой. Не следует ли отсюда, что не было никаких подобных путей развития?