"Не надо!" - страшно крикнул Евгений и проснулся.

– Наташа!
– позвал он и увидел ее голову, сползшую по подушке к нему на плечо. Евгений прикоснулся к ее волосам.

Над городом занималось утро. Из-за черных терриконов вставало огромное оранжевое солнце. Кудряшов встал, прошелся по комнате, потом открыл балкон и с хрустом в суставах потянулся. Было свежо и тихо. Он вспомнил о деревне, о письмах Наташи, потужил, что не взял их с собой, но потом подумал и решил) на следующий год они поедут вместе, все трое, и прочтут их там. Только там, под крышей своей родины. Потом вспомнил Ивана Ильича, как он подал свою, большую беспалую руку и как стыдливо отвернулся, смахнув слезы, как пошел тяжело, старчески сутулясь, весь скорбный и опустошенный. Вспомнил его судьбу, его жизнь, его чистый, открытый взгляд, и оттого, что он есть, именно такой, а не иной, он, его отец, еще не признанный им, его сыном, на душе стало тревожно и вместе с тем радостно.

Евгений медленно подошел к столу, выдвинул левый ящик и потянул лист бумаги. Из-под листа выскользнули и упали на пол два конверта. Он нагнулся и поднял их. Это были его письма к Наташе. Евгений узнал их сразу. И то, что они были зачитаны до дыр и очутились здесь, приятно поразило его и обрадовало: "Тоже перечитывает". Он с нежностью посмотрел на спящую жену и улыбнулся.

Потом достал авторучку и, присев к столу, размашисто написал: "Здравствуй, отец". Горло сжало спазмой. Ян продолжал: "Я очень виноват перед тобой..."

За окном звякнул трамвайный звонок. Диск солнца, оторвавшись от вершины террикона, знойно набирал высоту. На балконе чирикали воробьи, вверху, под крышей, ворковали голуби. За углом дома взвизгнула тормозами машина и зашуршала по асфальту.

– Люда, доченька, осторожней!
– во сне пробормотала Наташа.

Наступал новый день...

Ворошиловград - Добринка