Елена ТКАЧ
НЕПУТЕВАЯ СЕМЕЙКА
Книга 2
СТРАННАЯ ФОТОГРАФИЯ
Глава 1
СНОВА В ГОРОДЕ
Едва Сеня переступила порог, как входная дверь с шумом захлопнулась за спиной - сквозняк! На улицах поднималась самая настоящая буря: ветер, не шутя, сбивал с ног и прохожие пугливо прятались по домам - со стихией шутки плохи...
Москвичи не слишком знакомы с разгулом стихий - ни девятибалльных землетрясений, ни жестоких наводнений, ни смерчей, здесь, в столице России, отродясь не бывало. Лишь на исходе ушедшего века Москву слегка "тряхнул" ураган, и тогда её жители с ужасом ощутили как страшны разбушевавшиеся духи стихий.
Сеня подумала, что природа, как видно, гневается, не желая расставаться с летом, ведь сегодня тридцать первое августа - последний летний день. Кто-то там, в небесах, из тех, кому подвластны смерчи и ураганы, поднял их "в ружье", чтобы потешить душеньку...
Девчонка так спешила укрыться от надвигавшейся бури, что здорово запыхалась и взмокла, да ещё по дороге неприятность случилась: разбилась бутылка кетчупа, которую мама просила купить. Она смачно хрустнула, когда Сеня, размахивая на бегу пакетом, с налету вмазала им по стволу дерева в Миусском парке... Теперь в этот пакет страшно и заглянуть - небось сущее кровавое месиво, прямо как в фильме ужасов!
"Дурной знак!" - подумала Сеня и рывком распахнула дверь в мамину комнату.
– Мама, я тут! Ты дома?
Ответом ей был шквальный порыв ветра, он подхватил бумаги с письменного стола и ворохом разметал их по комнате. От сквозняка окно распахнулось настежь, белые листы, словно гигантские одичавшие бабочки, взвились к потолку, с сухим шелестом попадали на пол, один из них ветер с размаху швырнул Сене в лицо, а едва ли не половина всей стопки вылетела в окно, в мир, стонавший от ужаса... День чернел на глазах. Шел ураган!
Мамочки!
– охнула Сеня, уронив свой пакет и пытаясь поймать ускользающие листы бумаги.
– Что я наделала?!
Эти бумаги - перевод исторического романа, который мама спешила закончить в срок, - были для Сениной мамы "светом в окошке": она обожала эту работу! И просиживала над ней ночи напролет, не столько из-за необходимости подработать, сколько из чистой сердечной склонности - Сеня подозревала, что мама скоро вовсе бросит свою основную работу в редакции и со спокойной душой займется любимым делом. И потому было страшно представить, что почувствует мама, увидев на столе вместо аккуратной стопки листов с ровными машинописными строками кучу измятой, жеваной, грязной бумаги...
Сеня выглянула в окно - листы спланировали на тротуар и зябко пошевеливались внизу сиротливыми белыми пятнами. День канул во мгле, по небу зыркали молнии, рыскал грохочущий гром - шла гроза.
– Нет, только не это!
– Сеня шарахнулась от окна, когда первые тяжелые капли ударили по подоконнику.
– Они же намокнут!
Она сорвалась с места, выбежала из квартиры на лестницу, вихрем пронеслась вниз, - благо, недалеко - второй этаж, - и выбежала во двор.
Старый московский дворик неподалеку от центра - эркеры, арки, проходные дворы, сушь уставшей за лето земли... От Новослободской - там, за проходным двором, тянет выхлопами бензина, пылью и гарью. Гудки, голоса, тормоза - гул Москвы...
"Милый мой, родной старый дом!
– всхлипнула Сеня, кривя губы, - как же тебе тут плохо! Ты не знаешь, что такое настоящая зелень лета, что такое простор полей, прелый запах земли в лесу после дождя... И мне не спасти тебя, не взять за пазуху, чтобы, спрятав, тайком увезти за город... И выбравшись за деревню, - у нее, знаешь, такое смешное названье: "Леониха"!
– опустить в траву на опушке, у кромки леса. Чтобы ты сам нашел себе место и прирос там, где-нибудь под кустиком земляники. Или на краю поля, где васильки... Но мне не украсть тебя, не увезти, и на дачу больше мы не вернемся - она ведь не наша, мы только снимали ее... А у хозяев денег нет, и они её продают... бедные, бедные! Разве можно продать свою жизнь, - ту которую прожил?!"
И Сеня стала тереть глаза: в них от ветра - сор и песок, ветер колесит по двору, рвет его, бьет наотмашь, все сильней нарастает грохот жести на крыше - полу оторванный лист железа мечется на краю, громыхает, вопит от страха - вот-вот грянет о оземь, сорвется вниз... И пошел, пошел отплясывать "цыганочку" шальной запыхавшийся ливень! И стучит в душе погремушкой гремучей, корчится, злится вопль: лето кончилось! Кончилось лето! Нет, не бывать тому, что загадано, голубые мечты разбиты, размыты шальной осенней дождевою водой... Вот она мчит - вода и сметает бумажный кораблик, забытый кем-то из пацанов на обочине тротуара, и несет его, расшибая о колесо тормознувшего резко такси, и проносится мимо, мимо... в подворотню, куда шмыгнули две полосатые кошки - Томка и Фрося и скрылись в подвале, чтобы там зализать душевные раны и хоть сколько-то свыкнутся с осенью... Бедные кошки: этот ливень смыл их обогретый солнцем покой. Впереди только серая череда неприветливых дней, продуваемых всеми ветрами, равнодушная поступь времени, которому имя РЕАЛЬНОСТЬ.
Жмурясь от пыли, Сеня собирала разлетевшиеся листы. Где-то среди подступавшей зимы затаился четырнадцатый её день рождения, завтра настанет первое сентября, обрамленное торжественной рамочкой: восьмой класс. Жизнь продолжится здесь, в Москве - пустая, никчемная жизнь! Ну, к чему она? Ну, зачем? Разве ждет её что-то лучшее после всех откровений отлетевшего лета... Нет, все лучшее в жизни кончилось, дверца захлопнулась! Дверца, за которой ждали её чудеса! Юность, взрослость - это все, конечно, здорово и хорошо, и не то чтобы ей совсем не хотелось спешить туда - ещё как хотелось! Но почему-то казалось: чтобы быть совсем, до конца счастливой, надо, чтоб эта дверца оставалась открытой. Всегда! Взрослые живут без чудес, их жизнь монотонна, скучна и обыденна, но она, Сеня, так жить не будет, у неё все сложится по-другому, а это возможно, только если успеть протоптать дорожку к чудесному... протоптать сейчас, пока она ещё девчонка-подросток, и пометить её своими тайными метками, чтобы всегда, в любом возрасте отыскать...