Я покосилась на своего собеседника. Дядька рассматривал Эзергиль, полностью сосредоточившись на этом занятии и забыв обо мне. Казалось, что он даже помолодел от натуги; во всяком случае, тройной подбородок и большая часть морщин куда-то подевались. Теперь он еще сильнее кого-то мне напоминал. Я разглядывала в профиль немигающие темные глаза и думала, что взгляд у него вовсе не сластолюбивый, как мне сначала почему-то показалось, а наоборот, цепкий, изучающий и весьма недоброжелательный. «Может, это маньяк? – запоздало предположила я, хотя на самом деле это было первое, о чем следовало подумать. – Ведет себя, как охотник. Или как шпион… Шпион! Неужели по нашим следам, из вражеского училища?!»

Загадочный дядька тем временем встал, подошел к Эзергили и стал неподалеку, преспокойно слушая ее разговор с преподом по моделированию. Никто не обращал на него внимания: ни ученики, ни родители, ни сам препод. Похоже, его никто и не видел. Никто, кроме меня.

«Он отводит глаза, – сообразила я. – Как иллюзионисты…»

Смотреть на все это и ничего не делать было выше моих сил.

– Извините… – не выдержала я. – Можно вас спросить?

Дядька вздрогнул, оглянувшись с большим неудовольствием. Он, похоже, обо мне уже забыл.

– Чего тебе, девочка?

– Извините еще раз, – решилась я. – Вы случайно не папа Кати Погодиной?

Эффект моих слов превзошел все ожидания. Дядька побледнел, его лицо перекосилось. Показалось, что он меня сейчас пристукнет, во всяком случае, ему этого явно очень хотелось. Сделав над собой усилие, он прошипел:

– Нет, ты ошибаешься.

– А вы очень на нее похожи, – простодушно заявила я. – Или, наоборот, она на вас. Вы ведь тоже мастер иллюзии, да?

– Ты ошибаешься, – более спокойно произнес дядька. – Тот, кто хочет увидеть сходство кого-нибудь с кем-нибудь, обязательно его увидит. Вот, скажем, тот преподаватель. Он никого тебе не напоминает?

Я посмотрела на преподавателя и аж вздрогнула: он был похож на Погодина как брат-близнец.

– Но как такое мо..?

Оглянувшись, я прервалась на полуслове: мой собеседник исчез, как будто его и не было. Судя по поведению окружающих, этот странный разговор примерещился мне от начала до конца.

Вечером после школы мы с Маринкой пошли ко мне. Ничего особенного не затевалось: посидеть, выпить чайку, обсудить сердечные страдания. Я последнее время как-то переменилась, вероятно, от неразделенной любви: стала тормозная, задумчивая, повадилась вздыхать и выпадать из реальности, глядя в пространство параллельным взглядом и ни о чем не думая. Маринка, кстати, тоже вслед за мной начала вздыхать и ныть: и жизнь у нее вся какая-то пресная, и приличные парни внимания не обращают, а которые обращают, лучше бы не обращали, и прочее в том же духе… Но намечающийся девичник безжалостно сорвал явившийся в гости Макс. Пришел он, разумеется, без приглашения, зато принес коробку эклеров, которые я могу есть десятками. Хоть какое-то утешение.

Обычно визиты Макса наводили на меня вселенскую тоску. А как это еще назвать, если кавалер часами сидит и молчит, разглядывая собственные руки или какой-нибудь предмет мебели, а стоит мне отвернуться, начинает пялиться или, хуже того, бросает нежные томные взгляды исподтишка и краснеет, если я встречаюсь с ним глазами. Ни малейшей попытки занять девушку разговором, развеселить или хотя бы реагировать на ее вялые реплики. Я иногда думала: он тупой или просто застенчивый? Но тот вечер, в виде исключения, удался, и даже Максу не удалось его испортить.

Маринка, не особо стесняясь его присутствием, завела разговор о нелегкой женской доле. Обсуждалась интереснейшая тема: нужно ли парню быть красивым? Подруга упирала на то, что парень должен быть чуть симпатичнее обезьяны, а всякие журнальные красавчики – это уже патология. «Ну да, – посмеивалась я. – На безрыбье и рак рыба». Я-то была знакома с одним юношей, чья внешность была не просто красивой, но безупречной, да и Маринке он тоже был косвенно известен. И мы обе прекрасно знали: появись у Маринки мало-мальски привлекательный поклонник, как ее точка зрения на мужскую красоту моментально изменится.

– …В общем, я считаю, что внешность не имеет значения, – подвела итог подруга. – Главное – душа. И не хихикайте.

– Я не хихикаю, – сказал Макс. – Я с тобой согласен.

Ну еще бы Макс с ней не согласился, насмешливо подумала я. У него была как раз та самая внешность, которая «не имеет значения», – то есть никакая. Темные волосы, серые невыразительные глаза. Не кривой и не косой, рот и нос на месте. Чахлый вид обитателя новостроек. Обычный средний парень. Ничего интересного.

– А Гелька хихикает.

– Вы рассуждаете, как две старые девы, – сказала я свысока. – Это называется сознательно занижать планку. А меня второй сорт не устраивает. Или все, или ничего.

Маринка обиделась.

– Можно подумать, вокруг тебя поклонники вьются пачками, – фыркнула она. – Тоже мне, принцесса на бобах.

– Я просто себя уважаю. А то, знаешь, сначала «внешность не имеет значения», потом – «был бы человек хороший», а там и до курсанта можно скатиться.

– А чем тебе курсанты не нравятся? – взвилась Маринка.