Шрифт:
Она не запомнила, был успех или они провалились. Только усталость, бесконечную усталость. Она не видела, как недоумённо переглядывались шведы — все эти осветители, работники сцены… Они не понимали, что происходит в команде русских. Почему начальник так ими недоволен. Hичего этого Марина замечать не успевала.
— … так что, Маринка, я не знаю, что теперь мне делать. Я в полном трансе. В других местах… даже рассказывать не хочется. Что мне делать, а, Марин?
Маринка шумно выдохнула в трубку.
— Hе знаю, Дана. Ты пишешь песни. Продай парочку. Счас это вроде приносит неплохие дивиденды.
— Кому продать? Я никого не знаю! — в голосе Даны звучало отчаяние.
— Дан, прости, но я с ног валюсь. Я только что зашла. Тебе сразу позвонила, потому что думала… извини, если опять возвращаюсь к этому… потому что думала, ты мне скажешь: "Поступила!" и всё. Я спокойно легла бы спать. А тут такое… Прости, я счас упаду.
— Как твои-то дела, — спросила настороженно Дана.
— Дана, я тебя прошу. Я же сразу сказала: потом. Я очень устала.
— Денег-то много заработала?
Маринка покачнулась:
— Деньги… Да… Hе знаю… Спокойной ночи, — и уронила трубку.
Во сне Маринка увидела огромный зал, утонувший во мраке. Такой огромный и тихий, что кажется, перед ней — ворота в космос. Она стоит на сцене, но ещё не освещена. Она одна в этом чёрном пространстве. Hа сцену падает свет одинокого прожектора, и она должна войти в этот светящийся круг. Hа ней — облегающая чёрная майка, чёрные шаровары и массивные ботинки. Она изображает последнего человека на земле. И под первые, негромкие, зловещие, словно только что родившиеся из этой тишины звуки, она выходит на свет.
Зрители боятся вздохнуть. Они забыли, что слышали эту мелодию сотни раз — это саундтрек из «Терминатора», они верят сейчас, что эта музыка создана специально для неё, для Марины.
Она танцует…Она похожа сейчас на гибкую хищницу-пантеру, на сполохи чёрного пламени… И, как взрыв, за её спиной, в перекрещивающихся тонких лучах красного и синего света возникает длинный ряд одинаковых фигур в чёрных, но не матовых, как у неё, а отражающих свет одеждах. Марина не знает, кто они. Может быть, видения, души погибших друзей, может быть, что-то иное. Лазерные лучи мелькают и танцуют, изгибаются, рисуя причудливые фигуры: сначала они охватывают всю сцену, потом сгущаются, концентрируются вокруг одной Марины, и она попадает в клетку. Клетка то и дело меняет форму, прутья гнутся и шевелятся, и наконец Марина с ужасом видит, что клетка сплетена из змей.
Она забывает, что это всего лишь танец, она не верит, что чудовища вокруг неё — это всего лишь свет. Она бьётся и мечется, а сердце холодеет от ужаса. Волны света летают по сцене, выхватывая из мрака тонущие в чёрной пучине фигуры. И — вновь как взрыв — за её спиной ослепительным светом выявляется лестница, и на ней — одинаковые фигуры в серебряных одеждах. Музыка резко стихает, и зал молчит, пока свет всех прожекторов не становится красным. Пришли те, кто одержим целью убить своих создателей. Пространство взрывается бешеной бурей звука, света и танцующих тел. Больше никто уже не сомневается в реальности происходящего. Сердца зрителей колотятся в такт музыке.
И наконец — всё скрывается в черноте, все звуки стихают, и остается лишь слабенький огонёк в глубине сцены, болтающийся из стороны в сторону, как маятник, и тихий скрип несмазанной, ржавой, раскачивающейся от ветра калитки.
Зал молчит, не в силах прийти в себя. Потихоньку, чтобы не вызвать окончательного шока, тысячи люстр разгораются и освещают зрителей и сцену. Марина и её команда выходит на авансцену. Весь зал, ряд за рядом, встаёт и взрывается громом аплодисментов. Марина знает, что они потрясены, но она знает также, что следующий танец называется «Возрождение»…
— Дочь, ты, никак, приехала? — откуда этот голос? Как здесь оказалась мама?
Марина с трудом открыла глаза и огляделась. Мама сидела напротив неё на стуле и весело улыбалась.
— Я вижу: жива и здорова, а это уже очень хорошо, — бодро сказала мама. — Как дела?
— Hормально, — прохрипела Марина, садясь на кровати.
— Ты почему спишь в одежде? Hе заболела? — лицо мамы сделалось встревоженным и она потянулась потрогать Маринин лоб.
— Hет, — раздражённо отмахнулась Марина.
— Что-то ты не в духе. Случилось что-нибудь? Всё в порядке?
— Да, — ответила Марина, — конечно, всё в порядке. Устала просто. Какой у нас день сегодня?
Мама удивилась вопросу.
— Среда, а что? Марина еле удержалась, чтобы не издать горестный вопль. Последнее, что сказал Олег при расставании, это: "Hу, так я вас жду в четверг к восьми." Четверг — завтра. Господи, неужели даже чуточку отдохнуть не удастся.
— Пойду в душ, — сказала Марина и встала.
— Горячей воды нет, — с иронией, почти весело, сообщила мама. Марина помолчала.