ТОЛМАСОВ ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ
СПОЛОХИ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СОЛЬ ЗЕМНАЯ
Глава первая
1
Долог путь от Белого моря до Москвы белокаменной. Каргопольский обоз, к которому пристал Бориска, двигался по древнему, проторенному новгородцами, исхоженному поморами торговому тракту. Скрипел обоз тележными колесами в дремучих лесах, чавкал по грязи моховых болот, катил вдоль берегов леших озер, плыл по Онеге-реке, бурливой и порожистой. Версты, версты... Мерились они, бесконечные, не полосатыми столбами, не дощечками с цифирью - знали путники, коли показалась изба Мокейки Дрючка, стало быть, отмахали от Кривого урочища десять верст, а минуют Дикое болото, значит, до заимки Будилки-охотника рукой подать - всего-навсего тридцать четыре версты. По дороге попадалось дичины всякой: пестовала птица своих птенцов, зверь - детенышей. Учуяв человека, звери со всех ног убегали в спасительную чащобу, да никто за ними не охотился - не подошло время. Зато на людей набрасывались тучи гнуса, и не было от него спасу ни днем, ни ночью.
Везли каргопольцы соль в рогожах с соловецких варниц и всю дорогу подсчитывали, какую корысть получат от продажи ее белозерцам да вологжанам. Сами деньгу немалую платили и продавать будут лишь за серебро с малой толикой меди. Не брать-то медь нельзя - живо в съезжую поволокут, а возьмешь маленько - и расспросных речей избежать можно...
В Каргополе распростился Бориска с обозниками, побрел искать попутчиков до Москвы либо, на худой конец, до Вологды. Одному пускаться в путь было опасно: озоровали по тракту лихие люди, не щадили ни купца, ни нищего...
От набегов воровских людей и неприятеля построен в Каргополе город деревянный с девятью башнями. Крепко рублены те башни, особливо Троицкая да Воскресенская, венцы выложены осьмериком, плотно посажены.
На берегу Онеги-реки грузно утвердился на века собор Рождества Христова. С высоты его во все стороны просматривается заонежская даль.
Бориска постоял на берегу, поглядел на сизые волны Онеги, вспомнил Ивана Исаича Болотникова, о котором слыхивал от своих родителей. Где-то здесь стрелецкий бердыш столкнул в прорубь человека, которого боялся сам царь...
На торговой площади, возле собора, где по понедельникам шумит торжище, сегодня тихо. Видно, придется бродить по городу да искать пристанища. Огляделся Бориска, увидел: выкатила из переулка телега, затарахтела колесами, за ней - другая, третья... В передней на груде пустых мешков сидел мужик в расстегнутом плисовом кафтане. Лицо у мужика тощее и злое, долгий нос на сторону сворочен, как кочерга. В других телегах - кули, бочонки, рогожи, на полвоза в каждой, правят мужики сумрачные, рослые, в длинных посконных рубахах и лаптях.
– Куда путь держите, православные, не на Москву ли?
– окликнул их Бориска.
– А тебе что?
– ни с того ни с сего взъелся кривоносый возница.
– Возьмите с собой, Христа ради.
– Бог подаст, - бросил через плечо мужик, проезжая мимо.
Бориска забежал вперед.
– Да что вы, некрещеные, что ли? Возьмите! Авось пригожусь.
У возницы совсем исказилось лицо, он взмахнул кнутом, заорал:
– Уйди с дороги, ожгу!
"Ну и люди, чисто собаки!" - Бориска отступил, пропуская телегу.
Последним трясся одноглазый старик в надвинутом на брови рваном треухе. Он молча кивнул Бориске: садись, мол. Не раздумывая, помор вскочил на телегу.
– Спаси тя бог! Имени не знаю.
– Антипком зовут. До Москвы, значит, шагашь?
– Туда, дед.
– И откеда?
– Ходил на поклон к Зосимовой обители, наказ родительский сполнял. Теперя домой ворочаюсь.
Дед Антипка обшарил его единственным слезящимся глазом.
– Доброе дело совершил, паря, доброе. Как там Соловки-то, крепко стоят?
– Как стоят?
– не понял Бориска.
– В вере православной, вестимо.
– А-а, крепко. Даже твердо!
– Ну и слава богу!
– старик перекрестился двуперстно.
– Сильна, стало быть, заступа наша.
– Кривоносый-то у вас на первой телеге больно злющий, - сказал Бориска, - лаял меня ни за что ни про что.
Старик рассмеялся коротким хрипловатым смешком:
– С него станется! Купец это, Рытов Харитон. Клюнет его жареный петух, так он хоть кого обматерит, не убоится.
– Не удалось дело какое?
– Не удалось, паря. Поехал наш Рытов хлеб покупать. А хлеба-то тю-тю!
– ни привозного, ни здешнего. Который и продавали, так по двойной цене. Два лета назад стоил он пятнадцать алтын за четверть, а ноне ту же меру по тридцать продают. Во как! Погодка стоит - видал?
– все пожухло, урожаю в этом году не быть... А Харитон-то ошалел вовсе: корысти никакой с торгу не емлет, один разор. Сейчас в Вологду кинулись, да, по моему разумению, башку он начисто потерял. Где это видано, чтоб в Вологде хлеб дешевле каргопольского был? Лошадей только морим. Д-да-а! Насидимся сейгод на мякине.