"Аладдина отвели в баню. Там его вымыли и размяли ему суставы, потом ему обрили голову, надушили и напоили розовой водой с сахаром".

Некоторые куски, знакомые с детства, поражали Леру новым смыслом.

"- Знаешь ли ты какое-нибудь ремесло, юноша?- спросил старик.

– Я знаю счет, письмо, читаю по звездам. Я знаю все науки,- ответил принц.

– На твое ремесло нет спроса в наших землях. Жители нашего города не знают ничего, кроме торговли. Возьми топор и веревку, иди в лес и руби дрова. Продавай их и кормись этим. В день ты можешь заработать полдинара".

Дети со здоровой психикой засыпали, не дослушав сюжета. А самые впечатлительные слушали, затаив дыхание: "Я Дахнаш, сын Кашкаша,- вскричал старший джинн..."

Через два месяца "Живульку" закрыли. Некоторые педагоги устроились в школу раннего развития "Взмах", а Лера замешкалась. Потом немного подождала, не позовут ли ее. Никто не позвал. "Ну и черт с вами и вашим ранним развитием,- подумала она.- Посижу дома, займусь своими детьми".

С мужем Лера разъехалась. Почему - никому не рассказывала. Жила с дочкой и мамой. Выйти снова замуж хотелось, хоть за эллина, хоть за иудея. Были бы общие интересы и немного чувств. Много чувств не надо, плохо кончается. Но где Его взять-то? Раньше знакомились на конференциях, симпозиумах. Делаешь доклад. "Есть ли вопросы к докладчику?" Встает мужчина во втором ряду. "Вы разделяете гипотезу Сингл-Дуббеля, что славяне позаимствовали хомут и дугу у китайцев?" Отвечаешь, а потом он, задавший вопрос, подходит в перерыве, хочет продолжить дискуссию. Ты ему о межплеменных распрях домонгольского периода, а он приглашает в ресторан. Оказывается, это была судьба. В общем, теперь оба живут зимой в Принстоне, летом на Гавайях.

Лере попалось на глаза объявление: "Набираем внештатных экскурсоводов в Эрмитаж. Сдавшие экзамены получают право водить обзорные экскурсии". Три миллиона экспонатов, двадцать два километра по наборным паркетам. А на подготовку остается две недели. Теперь по утрам Лера бежала в Эрмитаж, увязывалась за экскурсионной группой, слушала, записывала. Потом проходила по маршруту еще раз, с другой группой. У женщин-экскурсоводов Лера обнаружила единый стиль: гладко зачесанные волосы, клетчатая юбка, шаль. От ежедневного общения с шедеврами в них появилось элегическое достоинство и кастовая мудрость: вы придете и уйдете, а лиможские эмали и камеи Гонзага останутся здесь навеки. После Эрмитажа Лера на чугунных ногах топала в Публичку, обкладывалась справочниками. И чем больше читала, тем больше ей хотелось выдержать экзамен, накинуть шаль и заскользить, опустив голову, по прохладному полу Двадцатиколонного зала.

Наступил день экзамена. Комиссия сидела в помещении дирекции, за двойными дверьми. Желающие получить работу, молодые и пожилые, шелестели путеводителями. Народу было много, но первым идти на расправу никто не хотел.

– "Старушка за чтением" - это Рембрандт или ученики?

– Люди, кто такой Полифем? Скульптор или архитектор?

Лера вздохнула и шагнула через порог. Что знаю, то знаю. Чего бояться? И директора Эрмитажа завалить можно.

– Садитесь, пожалуйста.

Вокруг стола красного дерева сидели четыре женщины-экзаменаторши. В одной из них Лера узнала экскурсоводку, к которой примазывалась на экскурсиях. Та тоже узнала ее и шепнула что-то на ухо соседке.

– Вы окончили восточный факультет? Ну тогда расскажите нам про историю комплектования у нас в музее сасанидского серебра.

Лера посмотрела в окно. На Неве покачивался "метеор", началась посадка на Петергоф. Не получив ответа, экзаменаторы задали второй вопрос: техника бальзамирования у кочевников Алтая. Не жди третьего вопроса, прощайся, сказала себе Лера. Экзаменаторы смотрели на нее с участливым сожалением. Полупустой "метеор" отчалил от пристани.

– Между прочим, существуют двухлетние подготовительные курсы. Платные,сказала ей в спину знакомая экскурсоводка.

Деньги кончились, и Лера перешла на овес и тушеные овощи. Стало ясно: амбиции в сторону, надо что-то решать. Лера стала читать объявления. Все хотели что-нибудь продать. Желающих купить было меньше, и им нужно было то, чего у Леры не было: "Всегда купим крахмал набухающий кукурузный".

Работу тоже предлагали: ночная уборщица в метро, контролер в автобусный парк (обращаться на Глиноземную улицу). От названия "Глиноземная" гасли все желания. В Доме книги Лера полистала перечень профессий: сортировщик немытой шерсти, древопар, варщик шубного лоскута. Представила их себе немолодыми благообразными пролетариями. Учились, овладевали специальностью. Сортировщик немытой шерсти выпивал, конечно. Их фабрики теперь закрыты, люди разбрелись в разные стороны.

Знакомые, окончившие естественные или, как Лера, противоестественные факультеты, советовали: маму и дочку отправь в деревню, а комнату сдай иностранцу.

– А сколько брать за комнату?

– По обстоятельствам. Сто - сто двадцать в месяц. Долларов. Некоторые хотят, чтобы был завтрак и ужин, но связываться с едой не советуем. Не угодишь.

Лере повезло. Первый же иностранец, англичанин, не только хотел снять комнату на три недели, но и желал заниматься русским языком, за отдельную плату. Два часа ежедневно, с учителем. Она же хозяйка квартиры.

Голос по телефону был молодой, говорил почти без акцента.

– Сколько вы хотите за вашу комнату?

– Семьдесят пять за три недели.

– Круто.

– Вы считаете, что это дорого?

– О'кей. Приезжаю через три дня. Диктуйте адрес. Он появился в шесть утра. Долговязый, в лыжных ботинках. Очень прыщавый. За спиной рюкзак. Майкл приехал из Омска, где год работал в банке консультантом.

– Ну как, Майкл, было в Омске?

– Кошмар.

– А где вы учились русскому языку?