Двоих Серый узнал - «милиционеры» Митрохин с Голубковым - и весьма убедительно застыл на пороге, даже попятился чуток, пока его не остановил толчок твердой ладони Рустама, все время остававшегося за спиной.

Узкоглазый встал, назвался Сабиром Абдукаримовичем и широко повел рукой от сердца:

– Прошу к столу, уважаемый. Мы всегда рады гостям. И ты извини, дорогой, за проверку. Предосторожность. Время такое: не сразу узнаешь - кто друг, кто враг. Кого за стол посадить, а кого и к стенке поставить,

– Не надо было деру давать, - угрожающе упрекнул Митрохин.
– Успеешь еще.

– У меня в багажнике, - попытался смущенно оправдываться Серый…

– Что у тебя было в багажнике, нам хорошо известно. И что будет - тоже, - напористо заметил Сабир, щуря глаза до щелочек.
– А вот что сам ты за человек - надо узнать. Гридин за тебя просил.

– Еще бы, - усмехнулся Серый.

Рустам, включив свет, плотно закрыл ставни.

– Так уютнее, - с улыбкой пояснил Сабир.
– И не помешает никто. Так что ты за человек, Сергеев? Чем живешь?

– Живу сам по себе, - ответил Серый, разворачивая салфетку.
– Никому не должен. Ни перед кем не отчитываюсь. Свободный художник.

– И что же ты рисуешь, художник?

– А за что хорошо платят, то и рисую.
– Ел и пил Серый с аппетитом, чему и сам немало дивился.
– Там срисовал, еще где-нибудь. Глядишь, и пригодилось. Только не понимаю, зачем Гридин беспокоился. Ведь вам…

– Узнаешь, - прервал его Сабир, вытирая рот и руки.
– Засиделись мы. Который час набежал, Сергеев?

Серый привстал, довольно резко, но сидевшие по обе стороны от него Митрохин с Голубковым удержали его, зажали руки. Рустам отщелкнул браслет часов, снял их с руки Серого и протянул Сабиру.

– Прочти сам, Рустамчик, - вежливо попросил Сабир.
– По-русски я тяжело читаю.

Рустам повернул часы циферблатом вниз и с выражением прочел: «Капитану Сергееву А. Д. за отличную службу по охране правопорядка от МВД СССР».

Двусмысленная надпись, что ни говори.

Держали меня крепко. Голубков даже обхватил горло сгибом руки. Сабир улыбался - закрыв глаза, открыв зубастый рот. Рустам злорадно покачивал перед моим лицом часы:

– А казачок-то - засланный.

В голове промелькнула почти забытая фраза: «Врешь ты все, я чувствую». Не эти ли ушки из-за пенька торчат? Отблагодарила, Поганка. Первая любовь.

– Ну, последнее твое слово, человек, - сказал Рустам.
– Объяснись. Если сможешь.

Не люблю врать, все-таки я немножечко честный. Тем более и нужды сейчас в этом нет. А уж если врать, то желательно ближе к истине. Тогда ложь будет убедительнее, да и предпочтительнее.

– Отпусти, - хрипло проговорил я.
– Чего вцепились? Мои часы, не трофейные.

– В ментовке служишь, значит? Художник! Срисовать нас задумал?

– Служил, - прохрипел я.
– Погнали.

– Что же сразу не признался?
– ещесильнее улыбнулся Сабир.

– И вы бы меня сразу полюбили?

Сабир перестал улыбаться. Голубков ослабил хватку.

– А за что тебя выперли?
– спросил он.

– За измену Родине.

– Шутить потом будешь. Если сможешь.

– По служебно-политическому несоответствию.

– Не иначе - коммунист? Смотри-ка, Сабир, товарищ по партии тебе объявился!
– злобно обрадовался Рустам. Он вообще с Сабиром довольно развязно себя вел. Непонятно.
– Соратник боевой. Только чином пониже: ты же в секретарях райкома ходил, верно?

Меня отпустили. Напряжение спало. Потеплело за столом. Митрохин распахнул ставни, и в комнату хлынуло осеннее солнце. Рустам опустил часы в карман:

– Поношу пока. Такими часами от гаишников хорошо отбиваться. Разорили совсем, справедливые поборники.

– Они ж именные, - напомнил я.

– Так и документы твои у меня, - усмехнулся Рустам.
– А где ты потом трудился? Не скрывай. Чистая совесть - крепкий сон.

– Частным розыском занимался…

– По чужим постелям шарил?
– осклабился Рустам.

– Случалось… Потом в охране.
– Они переглянулись. Я назвал несколько фирм, где могли дать обо мне соответствующие отзывы.
– Надоело кусочничать. Больших денег хочу. И сразу.

– Я тоже, - усмехнулся Сабир.

– Все вы такие - коммуняки, - презрительно проворчал сквозь зубы Рустам (розовый демократ в душе).
– Вам - все и сразу.

С верхнего этажа, беззаботно стуча каблуками по ступеням лестницы и мелькая коленками, спустилась Лариса.

– О! Какой гость! Привет тебе! Как спалось?