— Ну хорошо, хорошо, не будем ссориться. Я не собираюсь вам в любви объясняться. У меня к вам деловое предложение. У нас на студии идет сейчас подготовка фильма из цирковой жизни, а у меня с режиссером отличные отношения, и я мог бы…

— Нет, спасибо! — не дает ему договорить Маша. — Для кино я недостаточно фотогенична.

— Не торопитесь отказываться, Машенька! — снова пытается схватить ее за локоть Холопов. — Это будет грандиозный фильм. Похлеще александровского «Цирка». А вам могут дать роль главной героини, знаменитой воздушной гимнастки. И мальчиков ваших тоже можно будет пристроить…

— Да не надо нас никуда пристраивать! И что за забота такая то о Юре с Антоном, а теперь уже и о нас?

— А что же в этом удивительного? Почему не помочь старым друзьям? Я ведь совершенно бескорыстно…

— С каких это пор стали мы вашими друзьями? И потом, зачем нам все это? Мы вполне довольны нашей работой в цирке. Особенно новым номером, который готовим…

— Еще бы не быть вам довольными! — усмехается Холопов. Последнее слово современной науки и техники. Ультрасовременно и абсолютно безопасно.

— А почему вы думаете, что так уж безопасно?

— Да потому, что вы работаете без сетки и лонжей. У вас же теперь балет в воздухе, а не цирковой номер. В балете к тому же гораздо больше риска. Споткнуться можно и ногу вывихнуть, а у вас…

— Не болтайте, чего не знаете! — раздраженно перебивает его Маша.

— А что, разве гравитационное поле над манежем не очень устойчиво?

— Во всяком случае, не так уж все безопасно, как вам кажется…

— И, несмотря на это, вам разрешают работать без страховки?

Поняв, что невольно проговорилась, Маша изо всех сил старается теперь исправить свою ошибку.

— А к чему, собственно, завели вы этот разговор о риске? За риск разве ценятся артисты цирка? Так называемые "смертные номера" именно тем и отвратительны, что они убивают у зрителя способность воспринимать артистичность нашей работы. Зрители замирают ведь от страха за нас и только о том и думают: сорвемся мы или не сорвемся? Где уж там оценить мастерство и изящество артистов в таком состоянии!

— Да вы просто идеалистка, Машенька! — усмехается Холопов. — Цирковой зритель, поверьте мне, всегда жаждет крови. А в том фильме, о котором я вам говорю, будут такие цирковые номера, созерцание которых заставит их просто визжать от страха.

— Вот и ищите себе цирковых ремесленников, а настоящие артисты не пойдут к вам на такие роли. А вот, кстати, и метро! Спасибо вам за то, что вы меня проводили, дальше я и сама доберусь.

Холопов пытается последовать за ней, но Маша решительно протягивает ему руку и просит оставить ее в покое.

С тех пор проходит около недели, а Маша все еще не может простить себе, что разоткровенничалась с Холоповым. Ее не покидает опасение, что он, зная физику, мог догадаться о нестабильности гравитационного поля над манежем и сообщить об этом Анатолию Георгиевичу. И всякий раз теперь, когда главный режиссер приходит на репетицию, Маша буквально дрожит от страха. Лишь в начале следующей недели она успокаивается немного. Выходит, что Холопов либо не придал значения ее словам, либо не такой уж плохой, как она о нем думает.

Маша, однако, напрасно успокоилась. Холопов не пропустил мимо ушей ее обмолвку. Он сообразил, что поле с пониженной гравитацией над манежем не очень устойчиво. Видимо, именно это и имела в виду Маша, когда заявила, что их работа без страховки не так-то уж безопасна. Надеясь уточнить свою догадку, Холопов раза два уже наведывался в цирк, пытаясь разузнать что-нибудь у униформистов. Но они и сами ничего не знали, а падению Маши не придавали большого значения. Считали его обычным явлением в период репетиции нового номера.

"Значит, о нестабильности гравитационного поля знают только Зарницыны, — решает Холопов. — И держат это в секрете. Но ничего, я им покажу… Всем! И не сейчас, а поближе к премьере… Сейчас они всполошатся, конечно, но найдут, пожалуй, какой-нибудь выходу них есть еще время для этого. А вот в день премьеры!.."

В первых числах апреля начинает бурно таять снег. Почти все дни радостно сияет солнце, рождая шумные ручьи и звонкую капель. А ночью снова все прихватывает морозцем, и тогда весело хрустят под ногами тонкие пленки льда, обрастают хрусталем сосулек кромли крыш и подоконников.