– That’s right! Yobani Russki! – охотно повторил Винсент.

За окнами отеля «Националь», в котором жили Винсент и Робин, двадцать четыре часа в сутки кипела гигантская стройка. В огромной яме Манежной площади, насквозь продуваемой морозной московской метелью и даже по ночам освещенной мощными прожекторами, круглые сутки сверкали искры электро– и газосварки, вращались пузатые бетономешалки, колотили землю сваезабивающие станки-гидромолоты с надписями «Земстрой» на боках, топорщилась и росла жесткая витая арматура, чертили небо журавли подъемных кранов, и рабочие в брезентовых куртках и меховых шапках-ушанках работали «нон-стоп»: возводили стены грядущего чуда Москвы – первого в России четырехэтажного подземного торгового центра.

Но в этот вечер привычный ритм стройки был нарушен какой-то суетой – вдруг почти всюду погасли звездные сполохи сварки, по дну котлована забегали темные мужские фигуры, и три легковые машины, подпрыгивая на ухабах и опасно кренясь, стремительно спустились в котлован, окружив вышку гигантского сваедолбильного станка «Sekai Nippo». Из машин тут же выскочили мужские фигуры и ожесточенно закричали и замахали руками оператору станка, сидевшему в кабине на семидесятиметровой высоте. Но оператор то ли не слышал, то ли не видел их – он продолжал как ни в чем не бывало долбить скважину тяжеленной и гулкой японской «дурой». Кто-то из мужчин попробовал влезть к нему по скобам вертикальной железной лестницы, но при каждом ударе многотонной «дуры» в глубь шахты весь станок так сотрясался, что храбрец слетел с лестницы, как груша с дерева.

Впрочем, не только оператор «Земстроя» не замечал странных изменений в работе стройки, но и вся окружающая стройку столица – поскольку весь котлован Манежной площади был обнесен высоким забором, заглянуть за который могли лишь обитатели верхних этажей окружающих ее гостиниц и соседней Думы. А остальные москвичи видели только этот забор, оклеенный плакатами президентской избирательной кампании: действующий президент с ладошкой, поднятой, как у великого Мао, на уровень уха… лунолицый лидер коммунистов Зю Ган с лозунгом «Наше дело правое, победа будет за нами!»… знаменитый своими шовинистическими эскападами сын китайского юриста и простой русской матери Жир Ин Сэн по кличке «Жирик» и с призывом «За великую и неделимую Россию!»… молодой пропрозападник Йяв Лин Сан… хмурый генерал Ле Бедь из приднестровской провинции с девизом «За державу обидно!»… фармацевтический магнат Брын Цал с обещанием сделать всем хорошо… и снова президент Ель Тзын с поднятой к уху ладошкой. Дальше, за котлованом, угадывались заснеженные зубчатые стены Кремля, а за ними над освещенным прожекторами куполом бывшего царского Сената, а ныне здания Администрации российского президента, трепетал трехцветный российский флаг.

Сам же президент – седой, с болезненно-одутловатым лицом и странно-немигающими глазами – в это время уже почти час бубнил по телевизору какую-то речь.

Александра подошла к Винсенту, стоявшему у окна, и подала ему компьютерную распечатку гостиничного счета.

– Вы собираетесь оставаться в этом номере, сэр?

– Что вы имеете в виду? Чем он плох? – с неприязнью сказал Винсент, обратив внимание на дешевое обручальное колечко на ее руке, держащей гостиничные счета.

Робин, который сидел перед телевизором со словарем в руках и напряженно вслушивался в речь русского президента, повернул к ним голову. Действительно, этот «люкс» был вполне приличный: две спальни, два туалета с душем, гостиная, кабинет, окна на Кремль и на стройку, которой так гордились московский мэр и новый друг Робина Георгий «Баффало буллс», хозяин «Земстроя»…

– Well, – сказала Александра, – до сегодняшнего дня все расходы по вашему пребыванию в Москве были «комплиментари» – за счет Московской мэрии и «Земстроя». Но теперь, когда вы подписали контракт и начали у нас свой бизнес, вы сами будете платить за гостиницу, питание, транспорт и так далее.

– О’кей, – нахмурился Винсент. – Хау мач?

Он взял счет, и его глаза изумленно округлились, а палец ткнул в первую же строку:

– Что?! Что это?

– Двадцать четыре сотни, сэр. За гостиничный номер.

– В неделю?!

– В день. – Александра опять поправила колготки, которые постоянно морщились на ее худых, без коленок, ногах.

– В ДЕНЬ???? – обалдел Винсент. – За это дерьмо? Две кровати и три дивана?

– Вы имеете прекрасный вид на Кремль…

– К чертям этот вид! Нет, мы не остаемся в этом номере! А это что? – Палец Винсента ткнулся в следующую строку.

– О, это ваше питание в ресторане отеля. Завтраки и ужины.

– Две тысячи баксов за пять дней??

– Это всего двести долларов с человека в день…

– Всего! – язвительно воскликнул Винсент и показал на третью и четвертую строки: – А это что? Это?

– Транспорт и телефонные звонки.

– Семь долларов за минуту?!

– Сэр, Москва – самый дорогой город в мире! – с гордостью сказала Александра.

– О, конечно! – снова язвительно воскликнул Винсент. – А сколько ты зарабатываешь в день?

– Я не живу в отеле, сэр. И у меня нет телефона.

– Это умно. – Винсент сел к столу и принялся за расчеты: – О’кей, мы можем жить скромней. Сколько стоит самый дешевый номер в этом отеле?

– Самый дешевый? Четыреста двадцать долларов в день, сэр.

– А в других отелях?

– Для вас?

– Что значит «для вас»? Для меня, для него. – Винсент показал на Робина. – Я уезжаю, а он остается.

– Видите ли, сэр, в нашей стране для иностранцев одни цены, а для наших граждан – другие. Для вас самый дешевый номер будет стоить двести восемьдесят долларов в день.

– А для вас?

– А для наших граждан можно найти за тридцать.

– Странное гостеприимство. И после этого он хочет, чтобы мы вкладывали наши деньги в вашу экономику? – Винсент показал на телеэкран, где русский президент продолжал свою бесконечную речь. – Что он говорит, кстати?