Робин стал в двери, преградив дорогу взбешенному Винсенту, который уже ринулся к выходу.

– Out of my way! I’ll kill the scum! (Пусти меня! Я убью мерзавца!)

Но Робин был выше и сильней Винсента, и вдруг…

Вдруг Винсент побелел и, закрыв глаза, схватился рукой за сердце.

– Ох… – зажато выдохнул он и замер, боясь даже дыханием пошевелить вошедшую в сердце иглу сердечного приступа.

Через минуту Робин осторожно усадил его на стул подле стены. Винсент откинул голову и сидел так с закрытыми глазами, холодный пот выступил у него на лбу. Секретарша накапала ему валериановых капель, заставила выпить и взяла за руку, проверяя пульс.

– Без паники! – сказала она. – Это сердечный приступ. Давайте положим его на пол. Разве можно с такими нервами работать на чужой территории?

– Что случилось? – вошел Брух и тут же схватился за свою «Моторолу»: – Алло! «Скорая»? Примите вызов! Пречистенка, 127, срочно! Что значит кто вызывает? Я вызываю! Моя фамилия Брух, я депутат городской Думы…

– Если он иностранец, мы его и смотреть не будем, – заявил врач «скорой помощи».

– Как это? – опешил Брух.

– А так! Они будут к нам ездить и бесплатно лечиться? – И врач повернулся к санитарам: – Пошли, ребята!

– Стой! – Брух, озверев, схватил его за ворот грязного халата. – Гребаный потрох! Ты врач или кто? Ты должен людей лечить!

– Ни хрена я никому не должен! – спокойно сказал врач. – Мне зарплату с сентября не платят. Уберите руки. Я своих без зарплаты уже пять месяцев лечу, а иностранцев не буду. Из-за них у нас вся страна развалилась.

– Ты коммунист, что ли?

– При чем тут? – сказал врач. – Я просто русский. Была страна как страна. А как стали сюда иностранцев пускать, так все и накрылось.

– Сначала они Горбачева купили, – добавил один из санитаров, – а теперь вообще всех.

– Ага, давайте устроим политический митинг над умирающим! – Брух вытащил из кармана пятидесятидолларовую купюру и протянул врачу: – Это тебе. Санитарам дам по двадцатке. Если прекратите физдеть и начнете лечить человека.

Врач посмотрел на деньги, потом на Бруха, потом опять на деньги.

Вздохнул, крутнул с сожалением головой и деньги взял.

– У меня двое детей, – объяснил он свою капитуляцию и приказал санитарам: – Капельницу! Носилки!

Санитары стремглав ринулись вниз – в машину за носилками и капельницей, а врач, надев стетоскоп, опустился на колени перед Винсентом и сказал Бруху:

– В обычную больницу его, как иностранца, не возьмут. А если бы и взяли, все равно не советую. Там ни аппаратуры, ни лекарств, не говоря уже про все остальное. Даже у нас в Склифосовского уже не топят. Короче, довели страну. Если у вас есть деньги, единственное место – ЦКБ на Мичуринском проспекте, бывшая «кремлевка». Но там – две зеленые сотни в день. Повезете?

– Да. Что у него?

– Без кардиограммы диагноз не ставлю. Но может быть и инфаркт. Сколько он в Москве?

– Два месяца.

– Ну так что ж вы хотите? Тут и русские с трудом выдерживают! – И врач приказал санитарам: – На носилки его. Осторожней.

Александра остановила переносной портативный видеомагнитофон и протерла усталые глаза: смотреть на телеэкране опросы «фокус-групп» и синхронно печатать на «лаптопе» их английский перевод было утомительно даже в комфортабельном «Президент-отеле», а уж в этом гудящем «Иле» – тем более. Конечно, куда легче, если бы стенографистки сначала печатали русскую стенограмму опросов, а она переводила бы на английский с русской стенограммы. Но эта вечная спешка и лихорадка в избирательном штабе, этот timer приближающихся выборов! Она и еще три переводчицы, которых самолет «Бере-банка» прихватил на посадках в Ростове, Волгограде и Саратове, должны сегодня сдать перевод опросов «фокус-групп», чтобы к утру аналитическая тройка – Марк Бреслау, Хью Риверс и Джим Рэйнхилл – изложили Тан Ель свои выводы о ходе избирательной кампании и новые рекомендации.