С трудом отгоняя от себя манящий зов Цели, она искала и искала Жаржа, пренебрегая частыми прорывами и вскоре почувствовала его, великого и любимого, дерзновенного и непобежденного. Он лежал на боку, подняв длинные узелковатые ноги над Мешком. "Ах!
– горько подумала Шайта и глаза ее затуманились.
– Наверное это для меня он приготовил полный Мешок, для меня..." И она отдала волю чувствам... Проклятая Цель! Погубила его! Шайта видела как возникла Она, черная и страшная, круша Мир на своем пути, но бесстрастно сидела, лишь опустив крылья. Стало горячо и больно, а молнии все зажигались.

И...

* * *

...Хлоп! Раздался сухой щелчок резины о стол.

– Еще одна есть!
– проговорил поручик Орлов, разглядывая на столе неподвижную черную точку.
– Слышь, Михайло! Уже шестьдесят седьмая за день, а ты говоришь под Оренбургом больше было, - он поправил пустую портупею и посмотрел на сослуживца.

– Брось, Алешка!

– Ну-дак, ведь заедают же...
– осторожно проговорил он, медленно поднимая руку с хлопушкой, и... бац!.. Шестьдесят восьмая!

В конце избы скрипнула дверь и вбежал разгоряченный посыльный.

– Господин поручик! Повстанцы атакуют!
– пролаял он, едва дыша.

– Всех в ружье!
– вскакивая, крикнул Орлов.

Посыльный выскочил, тяжело хлопнув дверью. Посыпалась штукатурка с потолка. Звякнул палаш. По скрипящим доскам пола протопали еще две пары сапог. Еще раз громыхнула дверь и снова посыпалась штукатурка. За окном раздавались крики, проскакали гигикающие драгуны, захлопали отдаленные выстрелы и жахнула пушка.

В раскрытую ставню врывались жаркие желтые лучи, а на столе, в их свету остались лежать: горстка овсяной каши и несколько темных застывших мушек.