Шрифт:
– Слава богу, что не инфракрасный и не тепловик! – повторил полковник. – Но уже светает. А скоро станет совсем светло. И сдается мне, он только его и ждет. Попытается вырваться из кольца, прикрываясь мальчишкой. А кроме винтореза у него еще два пистолета и тридцать семь патронов к ним. Как минимум тридцать семь. Понимаете, что это будет значить, если он вырвется из кольца?.. Сейчас его сдерживает темнота. Он не видит, где мои соколики. Но когда он их всех разглядит, и просчитает сектора обстрела…
Полковник помолчал, глядя на меня.
– Или у вас есть другие варианты? – спросил он.
– Подождите хотя бы полчаса.
– Что это изменит?
– Может быть, что-нибудь и изменит… У вас есть фотографии всех, кого он убил?
– Что?.. – нахмурился полковник.
– Мне нужны фотографии. Всех тел. Всех, кого он убил. Четко, подробно. Лучше с нескольких ракурсов.
Полковник покивал. И вдруг осведомился каким-то подозрительно мягким голосом:
– Цветные?..
Я кивнул:
– Лучше всего – видео, если есть.
– Послушайте, вы что там, у себя в агентстве, совсем с ума посходили?! – взорвался полковник. – Зачем вам эти фотографии?!! Что вы там хотите увидеть?!! Да даже меня от этих фотографий в дрожь бросает! Меня, вы понимаете? Я по жизни всякого насмотрелся, но это…
– И все-таки мне нужные эти фотографии, полковник.
– А-а-а! – почти взвыл полковник. От души махнул на меня рукой. – Дайте этому извращенцу фотографии!.. Что с оцеплением?..
Я смотрел фотографии. За спиной, согнувшись, стоял Семен.
Я отложил очередную: женщина, техничка в игровом клубе. Точнее, то, что от нее осталось.
Пододвинул листок бумаги, где рос столбец из цифр.
– Тридцать девять лембед, – подсказал Семен из-за плеча.
– Тридцать пять, – поправил я, приписывая число к столбику.
И взялся за следующую фотографию.
Внимательно всмотрелся. Повреждения. Чем нанесены. С какого расстояния… И, самое главное, сколько мучился бы человек, если бы был не персонажем игры, а живым чело…
Фотография задрожала у меня в руке.
Черт возьми…
Это ведь не распечатка со скрином из прохождения.
Это не распечатка. Это и был живой человек…
– Константин Сергеич? – напрягся Семен.
– Ничего, ничего. Все в порядке.
Только ничего не было в порядке! Стас, Стас, что же ты наделал…
И еще вокруг суетились люди полковника, и паники в их голосах все больше… Я старался не прислушиваться. Надо сделать то, что могу сделать я. Только я.
Прежде всего: как далеко Стас зашел в заваливании игры?
Он-то уверен, что это игра…
Вот и последняя фотография. Эту можно не рассматривать, снайпера я видел своими глазами.
Я проставил последние цифры на листочке, и стал их складывать. До этого я старался на них не смотреть – чтобы не отчаяться раньше времени. Тут можно начать подгонять оценки под то, что хочется. А мне нельзя ошибаться. Мне надо то, что есть на самом деле…
А вот Семен считал все это время:
– Четыреста десять… – сказал он.
– И плюс трое штурмовиков… – добавил я. – И Андрей…
Эти четверо – все взрослые мужчины, все в бронежилетах. А штурмовики еще и вооруженные профи. За таких минимум. Да еще убиты-то – быстро и с дистанции, без мучений. Самый-самый минимум. Три по два, и один по четыре – за Андрея. И это все к тем четыреста десяти…
– Итого четыреста двадцать.
Семен за моим плечом тяжело вздохнул.
– Ничего не выйдет, Константин Сергеич… Он слишком близко к пятистам лембедам, чтобы отступиться… С его параноидальной склонностью видеть во всем подвох, он ни за что не поверит, что это уже не игра…
– Восемьдесят лембед, – проговорил я.
Именно столько отделяет Стаса от того, чего он добивается.
– Мальчишке лет двенадцать… – сказал Семен. – Значит, ребенок. Если по пределу, то пятьдесят лембед?
– Да, – кивнул я.
Если замучить по полной программе, вдумчиво и со вкусом, не дав умереть раньше срока – то пятьдесят лембед. В идеале.
У Стаса – может быть и на практике.
– По-любому, еще тридцать не хватает, – сказал Семен. – Это совсем немного. Всего одна женщина, если по полной программе распотрошить… – Он тяжело вздохнул и покачал головой: – Нет! Он не отступится… Решит, что его хотят сбить с толку в самый последний момент…