Шрифт:
– Никуда. Ты мне вот папиросу помоги скрутить. Левая рука еще не подчиняется...
Познакомились. Военный назвался старшиной Федором Петряковым и оказался одному из нас земляком - волжанином. Был он высок, крепко сбит и в разговоре, как все волжане, окал. Ранен в руку. Перед войной окончил школу, работал на заводе в Саратове, а потом был послан по партийной мобилизации в деревню. Оттуда-то его и призвали в армию. Артиллерист. Войну встретил в районе Бреста.
– Из госпиталя?
– Будто бы так,- загадочно ответил старшина и подал мне какую-то бумажку. В ней комиссар оборонительного района писал в артиллерийский полк, что раненный в руку старшина Федор Степанович Петряков добровольно ушел из госпиталя на строительство укреплений, где показал себя авторитетным командиром и квалифицированным сапером.
Когда я произнес слово "квалифицированным", Петряков рассмеялся:
– Да какой же я сапер! В деревне немного баловался топором. Правда, в окружении приходилось делать все... Скажут же - квалифицированный сапер!..
Иду, вижу: работают девушки и женщины,- рассказывал далее Петряков.- Но копать-то землю не умеют, на ладонях - кровавые мозоли. Некоторые чуть не плачут. Дай, думаю, помогу женщинам. И помог. Самому тоже было не очень-то легко. Но ведь - мужчина! Выдержал. Рука болела, ясное дело, но скажите, кто в эти дни не чувствует какую-нибудь боль?
Старшина поинтересовался последними новостями с фронта, и я рассказал ему все, что знал сам.
– Обойдется,- как-то очень уж спокойно сказал Петряков.- Думаю, обойдется, выстоим...
Сразу же скажу, что в дальнейшем это наше случайное знакомство с Федором Степановичем перейдет в дружбу и читатель не раз еще встретится в книге с рассказами о нем.
...К полудню 29 октября мы с шофером Михаилом Бураковым были уже в Москве, на улице "Правды", куда в очередной раз переехала редакция "Красной звезды". Здесь Д. И. Ортенберг сказал мне, что одновременно с материалами для очерка следует взять в штабе 16-й армии несколько фактов о стойкости частей и подразделений Красной Армии и для передовой статьи, которая будет называться "Ни шагу назад". И будет еще лучше, добавил редактор, если я уговорю К. К. Рокоссовского дать такую передовую за его подписью.
В третьем часу дня мы снова в пути. Миновали метро "Сокол" и выехали на Волоколамское шоссе. Это шоссе было гораздо оживленнее, нежели Тульское. Но и опаснее. Несмотря на пасмурную погоду, в небе то и дело появляются фашистские "мессершмитты" и "юнкерсы". Два или три раза нам пришлось выскакивать из машины и бросаться в мокрые кюветы: шоссе атаковали вражеские самолеты.
Примерно через час свернули с шоссе и в маленькой деревушке, среди леса, разыскали штаб армии. Командарма на месте не оказалось. Он был в войсках. Но о том, что мне поручено писать очерк о Рокоссовском и взять факты для передовой статьи, в штабе уже знали. Меня провели в горенку одного из домов, куда вскоре зашли член Военного совета дивизионный, комиссар Алексей Андреевич Лобачев и начальник штаба генерал-майор Михаил Сергеевич Малинин. Оба выглядели сильно утомленными.
И это было понятно. 16-я армия в том составе, в котором она вела сейчас бои с врагом на волоколамском направлении, имела до обидного мало сил. В нее входили 316-я стрелковая дивизия, которой командовал генерал-майор И. В. Панфилов, курсантский полк, где командиром был полковник С. И. Младенцев, кавалерийская группа генерал-майора Л. М. Доватора, несколько артиллерийских полков и специальных подразделений. Но генерал К. К. Рокоссовский и его штаб, правильно разобравшись в обстановке, определили, что наиболее угрожаемым является участок в двенадцати - пятнадцати километрах от Волоколамского шоссе. Там-то и заняла оборону дивизия генерал-майора И. В. Панфилова. Сюда, естественно, было обращено и основное внимание командарма.
Об ожесточенности атак врага на этом участке свидетельствует хотя бы тот факт, что, например, только 18 октября оборона полков дивизии Панфилова была атакована сразу ста пятьюдесятью танками противника.
И все же, несмотря на упорство наших войск, фашисты 27 октября овладели городом Волоколамском...
– Таковы наши дела на сегодня,- закончил свой рассказ М. С. Малинин.
– Как видите, нам очень и очень трудно,- добавил дивизионный комиссар А. А. Лобачев.
И это было так.
* * *
К. К. Рокоссовский вернулся в штаб довольно поздно. Долго отказывался от разговора со мной, ссылаясь на занятость, говоря, что очерки надо писать не о генералах, а о бойцах, которых в армии тысячи. Но дивизионный комиссар Лобачев все-таки убедил его выполнить просьбу "Красной звезды".
– Хорошо,- сказал наконец Константин Константинович.- Поговорить поговорим, раз это так необходимо. Но никаких передовых я писать и подписывать не буду. Я приказываю войскам: ни шагу назад. Это приказ военачальника. Призывать же в газете к этому должны другие авторы - рядовые бойцы, отличившиеся в боях командиры...
На этом и порешили. Рокоссовский коротко рассказал мне свою биографию типичную для наших советских полководцев. Я быстро записывал, чтобы потом использовать данные для очерка о нем.
– А теперь я вот здесь, где вы меня видите,- закончил Константин Константинович.- Время для Отечества тяжелое, но, думаю, не безвыходное. Враг еще силен, но это уже не тот враг, который 22 июня начал войну. Цвет немецко-фашистской армии выбит еще на полях Прибалтики, Белоруссии, под Ленинградом, у Смоленска, Киева и Одессы, у Брянска и под Москвой. Мы нанесли врагу очень сильный урон. Допускаю, что фашисты еще могут добиться каких-то отдельных успехов. Но только не решающих...