– Что же это делается...
– забормотал я, думая, не пора ли позвать на помощь. Однако бугай в куртке сверлил меня пристальным взглядом, и я не решился.

Игнатий тем временем принялся азартно что-то доказывать, шарфик у него вздыбился, и я снова увидел цыплячью грудь в пупырышках.

– Вот так-то!
– закончил Игнатий какую-то свою мысль.

Я дико взглянул, и он пояснил снисходительно:

– В перспективе, конечно, каждый будет иметь свой чайник, но в данный момент это невозможно, и поэтому приходится расширять сеть буфетов.

Тут до меня стало кое-что доходить. Никогда прежде я не покупал чайники в магазинах и, наверное, был не в курсе относительно свирепого дефицита. Видимо, Игнатий решил положить жизнь ради достижения конкретного изобилия, а пока что в нелегкой борьбе лишился рубашки. Не исключено также, что отсутствие рубашки является отличительным признаком борца за свободное чаепитие. Этакий жест на потребу публики - я, мол, страдаю ради вас. Правда, оставалась неясной роль мордоворота, а вдруг у них целая организация?

– Скажите, - прошептал я, волнуясь, - а вы не могли бы достать пачечку цейлонского чая?

Игнатий отпрянул, испытующе посмотрел и сдержанно произнес:

– Само собой. Но это потом, а сначала каждому по чайнику. Вам ведь уже досталось?

– Досталось, - уныло кивнул я.

– Ну вот!
– торжествующе просиял Игнатий.
– Начало положено, а остальное зависит от вас.

Я не испытал ожидаемого подъема. Никогда я не стремился к тому, чтобы от меня что-то зависело. Всегда предпочитал, если решали другие, но желательно так, чтобы выходило наилучшим образом.

Однако Игнатий воспринял мою реакцию по-своему и одобрительно прищурился, как бы оценивая новичка-сподвижника.

"Ну-ну, - говорили его глаза.
– Посмотрим, как ты будешь гореть на работе".

– Ради бога, - простонал я, отодвинув вновь предложенные карточки. Оставьте вы это.

Игнатий спрятал улыбку, взглянул на своего подручного, потом на меня и жестко произнес:

– А как же чайник? Лучшую модель отхватили.

– Да какая там модель, - отмахнулся я и стал пробираться к выходу.

Тип в кожанке встрепенулся, но Игнатий подал ему знак.

Едва я покинул здание, как тут же ломанулся через кусты. Отбежав, остановился и перевел дух. Какое-то чувство подсказало, что надо подождать, и я спрятался за деревом. Через несколько секунд показался громила и во всю прыть понесся по асфальтовой дорожке, ведущей через сквер. Было уже темно, но когда он пробегал мимо, я разглядел в его руке деревянный ящик-саквояж со слесарными инструментами. Выждав еще немного, я направился домой окольным путем, размышляя, что надо почаще бывать в обществе, иначе совершенно отстану от жизни и вообще перестану что-либо понимать.

Подойдя к нашему Дому, я подивился тому, что во всех окнах не было света. Консьерж-вахтер сидел на своем посту при зажженной свече и, шамкая бутербродом, безучастно сообщил, что минуту назад вырубилось электричество. В темноте ключ не желал попадать в замочную скважину, но я справился благодаря лунному свету из окна коридора. Оставив дверь открытой, вошел в комнату и стал шарить в тумбочке в поисках фонарика. Фонарик светил еле-еле, но другого не было. С расстройства я хотел перед сном попить чаю, однако представив этот процесс в деталях, передернул плечами. Раздевшись, забрался под одеяло голодный и некоторое время забавлялся тем, что светил фонариком в потолок.

Потом я уснул, сколько-то спал, но внезапно проснулся от постороннего шума. Кто-то скребся в комнате, и я посветил фонариком. Стало тихо. Я поводил лучом, выхватил из темноты стоявший на полу чайник и со вздохом выключил фонарик.

Через некоторое время звук повторился.

Тогда я прислушался, осторожно взял фонарик и резко включил. В полосу света попал Игнатий. Совсем маленький, с крохотными плоскогубцами в руках, он возился возле чайника, пытаясь сплющить носик. Ослепленный, замер, блеснул бесовскими глазенками, а затем стремглав бросился вон из комнаты. Дверь была приоткрыта, и он беспрепятственно выскочил в коридор.

Обуявший меня страх мгновенно сменился яростью, и я вскочил, не помня себя от бешенства. Схватил изуродованный чайник, выбежал следом. Где-то в темноте топотали ножки Игнатия, и я что было сил швырнул туда чайник. Раздался грохот, панический крик, потом снова топотание, и все стихло. Дрожа от испуга и омерзения, я вернулся в комнату, запер дверь и забился с головой под одеяло.

Утром, не позавтракав, я отправился на работу. День прошел как в тумане, я старался чем-то себя занять, но помню лишь то, что в 11 часов отказался от участия в традиционном чаепитии отдела. После работы отправился бродить по городу, вспоминая вчерашние события и пытаясь им дать объяснения. Я убеждал себя в том, что Игнатия больше не увижу, и сожалел о потерянном чайнике. Как бы там ни было, но совсем отказаться от чаепитий я был не в состоянии. Набрался решимости и завернул в первый попавшийся хозяйственный магазин.