Анастасия Анатольевна страха не испытывала, да и сама мысль о возможности смерти в такое чудное утро казалась нелепой, но Анастасия Анатольевна не хотела быть неблагодарной, и она остановилась.

Лед, и правда, был тонок необычайно. (Каждую зиму в декабре открывалась ледовая переправа, и днем и ночью шли по Амуру многотонные грузовики, а этой зимой впервые за долгие-долгие годы переправы у города не было, и повсюду на Амуре темнели полыньи. Может быть, озоновые дыры меняли климат планеты, а, может, Бог пожалел горожан, что посредине зимы жили с холодными радиаторами, обогреваясь электрокаминами и горячим чаем, а умельцы - самодельными топками.)

Людей у проруби было немного, и, хорошо теперь видимые, они показались Анастасии Анатольевне обособленной группкой, чуждой всем тем людям, что стояли за парапетом. Женщина в коротком полушубке, замерзнув, все прыгала и прыгала под торжественное песнопение, и папаха ее нелепо тряслась около хоругви. "Зачем ей папаха, дурехе?
– подумала было Анастасия Анатольевна и тут же сообразила, - да это же казаки!"

Если бы весь народ, что пришел к Амуру, стоял вокруг священнослужителя и весь народ подхватывал бы "Господи, помилуй" - какое величавое зрелище предстало небу... А так...
– жалкий спектакль в сельском клубе силами местной самодеятельности.

Почему всегда что-то мешает нам?

Анастасия Анатольевна прикрыла глаза. Голоса поющих слабы, и смысл произносимых ими слов понять невозможно, но - что слова? Господи, спаси! Господи, прости! Господи, научи! Господи, помоги! Господи, помилуй!

"Остановитесь! Куда вы идете? Тонок лед, ну, как вы не понимаете".

Анастасия Анатольевна открыла глаз.

Да, лед тонок, и, если все люди, что толпятся на набережной, спустятся к реке, не будет ни льда, ни людей. Будет трагедия... И виноватым в гибели людей объявят этого продрогшего милиционера, что вместе со всеми уйдет под лед. Еще и детей его лишат пенсии.

Анастасии Анатольевне и милиционера было жаль, и досадно, что мысли о нем, земном, мешают думать о вечном.

Лужайка зашевелилась, и группка людей нестройно направилась к берегу. Впереди в голубом одеянии шел - кто? Поп? Священник? Как его именовать? Ну, ничего же не знаю, - сама себе изумилась Анастасия Анатольевна, - и был он с непокрытой головой. Господи, в такой-то мороз, ведь градусов двадцать пять есть, сквозь шубу пробирает. Хорошо им было там, в пустыне, в земле благодатной, солнечным светом обласканной, но тут, на российском морозе битый час простоять с непокрытой головой - да кому ж это нужно? Господи, да неужели тебе нужна не верность наших душ, а абсурдные атрибуты?

Худенькая женщина в стареньком пальтишке шла мимо к берегу. Анастасия Анатольевна спросила: "Вы воду набирали?"

– Нет, я посуду не взяла, - остановилась женщина. Голос у нее был глуховат, низок, словно по ошибке попал не в то тело.
– А вы?

– Я тоже не взяла. Не сообразила. Я хочу понять, зачем ее берут.

– Но, говорят, она полезна.

– Я согласна. Но что можно сделать одной баночкой? На сколько ее хватит?

– Но она, говорят, целительная.

– Да? В церкви - я понимаю - там она в серебряной посуде. Но здесь? Та же, что у нас дома, в водопроводе.

– Но, говорят, сегодня солнце особенное. Мы же ничего не знаем.

– Да-да. Конечно. Я понимаю, - вид у женщины был столь грустен, что Анастасия Анатольевна не хотела ее случайно огорчить.
– Я не спорю. Но ведь у нас в водопроводе вода из Амура. Вон, видите, водозаборники. Только очистку проходит. Да какая у нас очистка.

– Но в водопроводе она с хлоркой. Запах, просто невозможно.

– Сейчас она такая же как и в Амуре, - улыбнулась Анастасия Анатольевна. Не слышали? На днях по радио предупреждали: обязательно кипятить воду. Кто-то им что-то не поставил, и воду они сейчас не дезинфицируют. Так что, приходите, открывайте кран, и вода эта, амурская, нынешняя, особенная, у вас в квартире, полная ванна. "Водогорканал" к ней добавит лишь свои извинения.

Обе засмеялись.

– Но знаете, батюшка лунку освятил. Для верующего человека это...- вновь грустно заговорила женщина.
– Говорят, кто сильно верит и болен, тому достаточно побрызгать этой водичкой... Надо же, с непокрытой головой, - сама себя перебила женщина, глянув, как куцая процессия поднимается на набережную, и зябко повела худенькими плечами.
– Но холодно ведь.

К Амуру от набережной было несколько спусков, и кивнув на дальний "Я туда, мне там ближе", Анастасия Анатольевна пошла к берегу, и женщина долго с сожалением глядела ей вслед, видимо, одиноко ей жилось и хотелось поговорить.

У спуска, как бегуны на старте, с разнообразной посудой в руках, люди ждали сигнала. На ступеньках, плотно закрыв собой проход, стояли четверо молодых людей в тулупах и папахах. Несмотря на униформу, выглядели они разномастно: у кого тулупы грязно-белые и длиннющие, у кого - черные да коротенькие, и папахи - у одного маленькая, еле держится на боку, словно цветок в вихрах первого парня, у другого - одета на голову как пустое ведро, один подбородок и виден. Ну - ряженые. Пришли народ потешить.