Непосредственно под корпусом «Анджелины» находился аквалангист в гидрокостюме, ластах и маске. Увидев, как мимо него проплывает машинка, он прекратил работу. У него был акваланг с двумя баллонами, который надевают при погружении на большую глубину или когда собираются провести под водой значительное время. Пловец поправил маску и восстановил спокойное, равномерное дыхание. Пузырьки воздуха, выдыхаемого им, смешались с цепочкой, тянувшейся за машинкой.

Аквалангист снова занялся корпусом «Анджелины». Из длинного цилиндрического контейнера он извлек замазку для подводных работ и положил ее во вспомогательный пояс. Затем вынул три провода — красный, зеленый и белый, — с помощью которых прикрепил три продолговатых заряда к маленькой квадратной коробочке. Выдвинув из коробочки миниатюрную антенну, он щелкнул серебряным выключателем. Крошечный красный глазок засветился и тут же погас. Если бы аквалангист был на суше, а не под водой, он бы улыбнулся, потому что выполнил данное ему поручение, уложившись в половину отведенного для этого времени.

Он как раз собирался отплыть от яхты, когда над самой головой услышал шипение пенящейся воды, возмущенной моторным катером, который шел на очень большой скорости. Пока не успокоилась вода, аквалангист держался за корпус судна, а затем быстро и без суеты, как ангел смерти, каковым на деле и являлся, растворился в лазурной воде.

— Джоан, берегись! — крикнул Джек издали.

Джоан внимательно всматривалась вдаль расширенными от ужаса глазами. Прямо на нее со скоростью восемьдесят миль в час несся Джек. Стоя на палубе, она видела, как дьявольски поблескивали глаза водителя катера. Она решила, что Джек, должно быть, сошел с ума. Когда, по мнению Джоан, катер должен был свернуть, чтобы не врезаться в «Анджелину», он этого не сделал. Напротив — он по-прежнему летел прямо на нее.

Джек неминуемо должен был погибнуть.

Потрясенная стремительным приближением катера, Джоан закрыла лицо руками, понимая, что Джек сейчас разобьется.

Джек крепко держался за буксировочный трос и отсчитывал секунды. Он пересек кильватерную волну, переместившись к ее внешней стороне. Восемь… Он балансировал, удерживая равновесие. Девять… Он согнул ноги в коленях, выбрав оптимальный угол. Десять! Джек с криком оторвался от гребня волны и перелетел через корму «Анджелины», гик и остальные снасти.

Джоан в отчаянии покачала головой. Полгода назад она обязательно вставила бы эту сцену в роман. Теперь же ее мучил вопрос: неужели это все, на что способны она и ее герой, — заниматься фигурным катанием на лыжах и выделывать различные трюки? Неужели в этом смысл жизни? Испытывать острые ощущения, как в цирке? Ей казалось, что она могла бы сделать нечто более важное и полезное, более серьезное. Она не могла презирать Джека за подвиги на водных лыжах: он всего лишь старался развлечь ее. А разве она не этим же занималась, когда садилась за пишущую машинку? Разве не развлечение было ее целью? Уж конечно, она сочиняла не ради получения Пулитцеровской премии. Джоан сокрушенно откинула назад голову. Что происходит с ней в последнее время? Почему она не может чувствовать себя счастливой, как Джек, которого приводило в восторг абсолютно все.

Она взяла стопку исписанных листков. Нет, за эту книгу не дадут Пулитцеровскую премию. И за ее жизнь тоже.

Он сделал это! Он с трудом дышал, натруженные мышцы болели, кости ныли, не говоря уже о нервах, которые были на грани срыва, но он сделал это! Описывая дугу, он улыбался как чеширский кот, затем подал знак водителю, чтобы тот отбуксировал его к «Анджелине».

Джек отпустил трос и подплыл к веревочной лестнице, перекинутой через борт, поднял на палубу лыжу, а затем и сам забрался на яхту.

Джек посмотрел на Джоан. По ее виду можно было понять, что она находилась под впечатлением пережитого. Черт возьми, разве такое зрелище могло оставить кого-либо равнодушным? Неужели не будет аплодисментов и радостного ликования? Где приз победителю? Где поцелуй в награду?

Она стояла с несчастным выражением лица, уставившись на рукопись, на свою неоконченную книгу. Он достал полотенце из шкафчика, вытер лицо и подошел к ней. В последнее время Джоан все воспринимала слишком серьезно. Ему хотелось подбодрить ее. «Принцесса-несмеяна» — так Джек назвал ее две недели назад, когда они отплыли из Лиссабона. Все это время он безжалостно подтрунивал над ней, водил по магазинам, замучил купанием, брал с собой в казино Монте-Карло — в общем, делал все, чтобы поднять ей настроение, однако безрезультатно. Джек никогда не пасовал перед трудностями и теперь тоже не собирался отступать.

— Ну что, прелесть моя?

Ее глаза сузились, когда она посмотрела на его руку.

— Ты поранился.

Он мельком взглянул на глубокую рану, которая причиняла нестерпимую боль.

— Ничего, это не смертельно. Дорогая, у тебя, часом, не было времени…

— Нет, — ответила она раздраженно. — У меня не было времени рыскать по Монте-Карло, разыскивая «Хайнекен».

У нее были более важные дела, чем поиски его любимого пива и потакание всем его прихотям. Она украдкой бросила взгляд за борт: вот, бросила машинку в воду.

Джек обнял ее за талию:

— Думаю, его можно достать только в Америке. Он посмотрел на стопку бумаги, лежавшую на столе. Она не увеличилась с тех пор, как он видел ее в последний раз сегодня.., или накануне.., или за неделю до этого.

Джек практически ничего не знал о писательском труде и писателях, но жизнь его уже многому научила. Так, выяснилось, что с ними трудно ужиться. Не раз случалось, что ночью он не находил Джоан рядом с собой: она, выскользнув из постели, спешила к столу, чтобы записать внезапно пришедшую в голову мысль. Бывало, он рассказывал ей о чем-то и обнаруживал, что у нее совершенно отсутствующий взгляд и она в мыслях за тысячи миль от него. «Обдумываю сюжет», — говорила Джоан в таких случаях. Впервые в жизни Джек понял, что можно сходить с ума от ревности к неодушевленному предмету. Он знал, что, скорее всего, ему придется ревновать Джоан не к соперникам, а всего лишь к нескончаемому роману с пишущей машинкой. Ему уже хотелось, чтобы эта машинка стала мужчиной, тогда можно было бы, по крайней мере, рассчитывать на честный поединок.