Шрифт:
«Москвич 412», сиреневый, кисточкой крашеный, вылез на середину, примеряясь к обгону идущего впереди грузовика. Андрей заколотил рукой по сигналу, потом принялся газовать, визгливо притормаживая возле самого бампера «москвича».
Езжай, езжай, езжай!
Испуганный водитель, что-то громко крича и сильно ерзая на сиденье, юркнул вправо. Андрей утопил педаль газа, идя на двойной обгон. Наташа успела показать водителю «москвича» язык.
– Я показала ему язык.
Вдруг подумалось: Мих Мих специально взял его к себе – из-за Наташи. Пот прошиб его, лопатки тут же похолодели на сквозняке. Он поднял стекло. Если бы он застукал ее с живым Мих Михом… это изменило бы что-нибудь? Смог бы он убить кого-нибудь из них? Мих Мих наверняка смог бы. Вот! Вот что жалило нестерпимо: Андрей не был уверен в себе, но в Полунине был уверен на все сто. Полунин смог бы.
– Сука, – выплюнул он, – сука! Равнодушно, с ленцой:
– Ты уже говорил.
Про Мих Миха разные гуляли слухи. Поговаривали, что в тот вечер, когда он в преферанс выиграл у Ардашева Северное кладбище, Ардашев попытался перевести все в шутку, стал прощаться, уже шагнул к двери, но Мих Мих опустил руку в карман пиджака и сидел так в разразившейся тишине, глядя на него немигающим взглядом. Эдик Ардашев дрогнул, вернулся за стол – и через две минуты сделка была закреплена письменно на блокнотном листке. А ствола, как гласила легенда, в кармане у Мих Миха не было. Но Эдик этого не знал. Глядя в маленькие глазки Полунина, он почувствовал, что тот сможет – и этого оказалось достаточно.
Молчи, лучше молчи. Не знаю – что дальше. Пока – молчи. Попробуй считать, что ли: раз, два, три… глупо.
Андрей нашел пачку сигарет, потянул сигарету из пачки, и Наташа вдруг нарочито услужливо выхватила, чиркнула зажигалкой. Он прикурил.
– Шлюха, – для самого себя неожиданно выдохнул он вместе с дымом, – шлюха.
– Да? А я, дура, все эти годы с тобой за бесплатно…
– Заткнись!
– Как скажешь, милый.
Дорога. Как обычно, проходящая через глаз летучим пунктиром. Незапоминающиеся километры, отмеченные разве что полустертой разметкой. Скоротечная монотонность, в которую улетели мысли, развеянные теперь по безликому пространству, и – рядок неподвижных, укутанных в платки бабок с пурпурными щеками. Продают что-то из корзин и ведер. За ними уходит куда-то в поля совсем уже убогая проселочная дорога. На проезжающую мимо машину – быть может, первую машину за последние час-два – не взглянули. Пропали, мелькнули напоследок в зеркале и пропали окончательно. Неужели умудряются продать что-то здесь, на дороге, ведущей в Литвиновку? Почему не выходят на трассу? Отсюда он, Мих Мих Полунин, из этих пропащих мест, в которые люди забрались непонятно зачем. Заблудились, что ли? А потом лень было выбираться. Застряли – и теперь не знают, куда деваться, род за родом вспоминают, каким дурным ветром их сюда закинуло. Не вспомнив, пьют и стареют. Сидят с нехитрой снедью на перекрестке плохой и совершенно плохой дорог, наблюдают, как небо меняет цвет. Быть может, изредка умудряются продать что-нибудь проезжающим мимо людям, заскочившим в их Тмутаракань по какой-нибудь очень-очень веской причине. Кто-то из тмутараканцев нет-нет да и вырвется, пустится во все тяжкие завоевывать города, что пошумней да поярче. Мих Мих на родине, наверное, герой. Приедут, а там бюст его перед бывшим сельсоветом.
Не могла же Наташа клюнуть на все эти байки про Мишку-завоевателя, про Искандера из Литвиновки. Не могла.
– И я покурю.
Она вытащила сигарету, прикурила. На лице ее появилось выражение сосредоточенности – как бывало всегда, когда в руках ее оказывалась зажженная сигарета. Никогда она не закурит по-настоящему. Но зачем-то пробует. Наблюдая искоса, как Наташа отводит руку, прячет зажигалку толчком ногтей обратно в «бардачок»; поддев большим пальцем, захлопывает дверку «бардачка», он подумал – как просто… какими простыми движениями… она разрушает его.
В «бардачке» под газетой лежит «ИЖ-71». Всегда берет его с собой, когда ездит в командировку с наличными. Одна из последних идей Мих Миха: зарегистрировать службу безопасности и получить разрешение на оружие. «Много появилось завистников. О вас же забочусь». Но в этот раз получилось нелепо: деньги и удостоверение Андрей оставил дома, а отвезти пистолет в контору забыл. Наташа могла увидеть, что пистолет в «бардачке», думал он. Не потому ли и лазит туда постоянно? Дразнит…
Докурив до половины, она выбросила сигарету в окно, опустила спинку сидения вниз до отказа и полезла назад.
– Прилягу.
– Куда зажигалку дела?
– В «бардачке», посмотри.
Вдруг удивленно:
– Что это? – она держала Библию.
Последнее время Андрей возил в машине Библию.
Увесистую, в кожаном переплете. Библия попала к нему случайно. Однажды в январе по всему Северному приходу бушевала эпидемия жестокой ОРВИ, а была назначена очень ответственная панихида, отпевали главврача ЦГБ. Церковную команду пришлось собирать по всему городу. За батюшкой ездил на окраину Загорска, в городе, как назло, все оказались заняты. Наверное, батюшка Семен из Загорска и забыл книгу. То ли забыл, то ли намеренно оставил. Презентовал. В любом случае, никто за ней не обратился, Андрей оставил ее в машине. Библия на заднем сиденье автомобиля выглядела солидно.
– Что значит – давно в твоей машине не сидела. А ты знал, что Полунин ее вдоль и поперек перечитал? – И, переглянувшись с его хмурым взглядом в зеркале дальнего вида. – Да-да. В самом деле. Он говорил, там про то, как нужно быть смелым. Так и говорил.
Наташа замолчала, отрешенно глядя в окно. Потом легла, пристроила голову на ручку задней двери.
– Почитаю. Соответствует моменту, – раскрыла наугад, стала читать. – «Ибо, где будет труп, там соберутся и орлы. И вдруг, после скоби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света…» – прервалась на полуслове и громко захлопнула книгу.
– Луна не даст. Андрей, а я пить хочу. У тебя есть что-нибудь попить?
Камень на обочине вдруг превратился в кролика и, часто подкидывая меховой зад, рванул через дорогу. Почти под самым колесом мелькнули его уши, лапы, черная пуговка глаза – Андрей успел дернуть руль вправо.
– Утром перед выездом еще подумала: надо воды какой-нибудь купить. А потом забыла. Можно было в холодильнике взять начатую бутылку. Ты сам не хочешь пить?
Глупо вот так расплющивать кроликов. Однажды в детстве он видел, как их забивают. Вытаскивают из клетки за задние лапы – тот водит ушами, пытается рассмотреть перевернувшийся вверх тормашками мир. Но тут его бьют ребром ладони по затылку – и мир для него гаснет, только в ноздрях вскипают два кровяных шарика.