– Ты думаешь? Порою он кажется странным. Я люблю его, но я… я не знаю, какое чувство он испытывает ко мне. Прежде у нас была Башня, Фениксы… дружеские отношения, хотя я и был его учеником. Теперь это… это иначе. У меня такое впечатление, что он рядом со мной по той простой причине, что я оказался избранником.

– И ты можешь его в этом упрекнуть?

– Подозреваю, что нет, – уступил он.

– Я понимаю… – добавила она, прикоснувшись к его руке. – Это, конечно, несравнимо, поскольку то была любовь между мужчиной и женщиной, я хочу сказать. Но я тоже, я любила… призрак.

– Расскажи мне о нем.

Она негромко рассмеялась и твердо взглянула на Януэля своими большими фиолетовыми глазами:

– Это приказ, юноша? Я не думаю, чтобы мне захотелось с тобой говорить об этом.

– Пожалуйста. Я имею право знать. Она нахмурилась:

– Ах вот как? И с каких пор?

– С тех пор… с тех пор, как ты превратилась в Дракона ради того, чтобы сп «кти меня.

Лицо Шенды потемнело, и взгляд сделался растерянным. Она закусила губы и едва выдавила из себя:

– Ради тебя я нарушила клятву.

– В таком случае какой смысл хранить все это в тайне? Иди до конца.

Она не ответила.

– Иди до конца… – повторил Януэль.

Шенда задумалась о своем возлюбленном, который перевернул ее жизнь, об этой кощунственной любви, которую верховные жрецы Драконий восприняли как преступление. Почему ей так трудно об этом говорить? Ее рука невольно сжалась на медальоне. Она черпала силу в этом молчаливом профиле, застывшем в бронзе, в этом прохладном сокровище, которое оставалось единственной ощутимой связующей нитью между нею и прошлым. Она попыталась отыскать повод, чтобы отказать Янузлю в этой горестной исповеди, но не нашла никакого. Чтобы не предать память Лэна, она навсегда отказалась от возможности найти эфемерное утешение в объятиях другого мужчины. Ей не удавалось найти объяснение этой упорной верности, глубинному отвращению к самой мысли о том, что она может в кого-то влюбиться. Ей случалось испытывать искреннее влечение к некоторым мужчинам, которым удавалось привлечь ее внимание. Однако ее любовь к Лэну никогда не заключала в себе физической близости, и она опасалась, что любовные объятия превратят ее обет в лохмотья и это станет для нее мукой.

– Хорошо, – согласилась она.

Януэль поблагодарил ее. Затем, примостившись сбоку, он скрестил руки и легким движением подбородка дал ей понять, что он весь внимание.

– Это трудно, – призналась она.

Фениксиец почувствовал, как учащенно забилось его сердце. Робость делала драконийку еще более трогательной.

– Что тебе известно о священном культе королевства Драконов? – спросила она у него.

– Я плохо понимаю, какая тут связь.

– Ответь мне, – настойчиво сказала она. – Ну, не слишком много…

– Тогда слушай меня внимательно. Есть нечто, что тебе следует узнать прежде, чем я смогу говорить с тобой о Лэне. Когда я закончила обучение и должна была стать жрицей, я приняла посвящение Дракону. Он стал моим опекуном… или источником моего вдохновения. Все зависит от того, что тебя одушевляет. Наш культ заключен в первую очередь в формулах знания; это ты должен усвоить. Знание любой ценой, эмпирическое знание, основанное на опыте видений.

– Это не очень ясно, Шенда. Даже вовсе не ясно.

– Я знаю, дай мне закончить. Драконы создают цепочку, то есть каждое поколение передает следующему свои знания. Как если бы… ребенок наследовал уже сформированное сознание своих родителей, ты понимаешь?

– Пока да.

– Хорошо. Ты легко можешь вообразить, во что это превратилось со времен Истоков. Непрерывно возрастающее знание, энциклопедическое. Драконы приобрели славу философов, учителей мышления. И получить доступ к этому знанию мы можем через видение. Через акт проникновения, который позволяет нам, перемещаясь во времени, покопаться в памяти Драконов. Управление снами дает нашим самым великим жрецам удобную возможность путешествовать вдоль цепочки, забираться все дальше и дальше и порою заглянуть во времена Истоков…

– Я этого не знал, – серьезно сказал Януэль.

– Каждое поколение Драконов создает самостоятельную цепочку, как бы ожерелье воспоминаний и мыслей, дающее точное представление о различных видах послушания нашего культа. Я принадлежала к поколению, которое некоторыми рассматривалось как наиболее… опасное. – Ее глаза затуманились. – Большинство поколений избирает для работы только одно направление, – продолжила она. – Для кого-то речь может идти, например, о том, чтобы слышать воспоминания, слушать, как Драконы вспоминают свою историю, порою даже затевать настоящие споры.

– Вести диалог? Разве воспоминания не являются… застывшими во времени?

– В некотором смысле – да. Но верховные жрецы рискуют своей жизнью для того, чтобы проникнуть в сознание Дракона, усопшего много веков назад. Это опасное упражнение и незабываемый опыт… Как бы то ни было, мое поколение занимается пятью направлениями. Правда, речь уже не идет о каком-либо одном видении. Когда ты проникаешь в сознание последнего Дракона цепочки, того, который совершил твое посвящение и возле которого ты проводишь большую часть своего времени, – он открывает тебе дверь в другую реальность, как если бы ты проживал это видение, как если бы ты переживал прошлое.