Шрифт:
– Дэвид только что был здесь, – продолжала доктор Такуми. – Он просил передать вам, что идет в галерею кинозвезд.
– Именно об этом я и говорю, – сказал Эйби. – Катания на лодках, кинозвезды. Какое это имеет отношение к квантовой теории? Вот Ресайн подходящее место для физиков. Не то что… это… эти… Да вы хоть понимаете. Китайский театр Граумана напротив через улицу? А голливудские бульвары, где шатается эта шпана? Ведь если застукают, что на вас одето красное или голубое, они же… – Он вдруг замолчал и уставился на кого-то у стойки регистрации. – Это доктор Геданкен?
Я повернулась и посмотрела. Невысокий шарообразный человечек с усами пытался зарегистрироваться.
– Нет, – сказала я. – Это доктор Онофрио.
– Ах да, – сказал Эйби, справившись с расписанием конференции. – Он сегодня выступает на церемонии открытия. По вопросу о принципе неопределенности Гейзенберга. Вы пойдете?
– Еще не определилась, – сказала я. Предполагалось, что это шутка, но Эйби не засмеялся.
– Я должен встретиться с доктором Геданкеном. Он получил деньги под новый проект.
Интересно, что это за новый проект доктора Геданкена – хорошо бы поработать вместе с ним.
– Я очень надеюсь, что он примет участие в моем семинаре «Удивительный мир квантовой физики». – Эйби безотрывно смотрел на стойку регистрации – как ни поразительно, но, похоже, доктору Онофрио удалось добыть ключ, так как он устремился к лифту. – Полагаю, его проект как-то связан с пониманием квантовой теории.
Так… Это меняет дело, похоже, мне тут делать нечего. Я совсем не понимаю квантовую теорию. Иногда у меня возникает тайное подозрение, что ее вообще никто не понимает, включая самого Эйби Филдса. Просто не желают сознаваться.
Ну, я о том самом: электрон – это частица, а ведет себя как волна. На самом деле нейтрон ведет себя как две волны и интерферирует сам с собой (или друг с другом), а измерить вообще ничего нельзя из-за принципа неопределенности Гейзенберга, но не это самое страшное. Когда вы изучаете эффект Джозефсона, чтобы выяснить, каким законам подчиняются электроны, они проскальзывают на другую сторону диэлектрика, и их, похоже, не волнует ни конечность скорости света, ни то, что кошка Шредингера ни жива ни мертва, пока вы не открыли ящик, и во всем этом почти столько же смысла, как в том, что Тиффани называет меня доктором Геданкеном.
Это напомнило мне, что я обещала позвонить Дарлин и сказать, какой у нас номер. У меня, правда, не было никакого номера, но если я сейчас не позвоню, Дарлин уедет. Она улетала в Денвер, чтобы выступить там, а в Голливуд она планировала приехать где-то завтра утром. Я прервала Эйби на середине его речи о том, как прекрасен Кливленд зимой, и отправилась звонить.
– Я еще не получила номера, – сказала я, как только услышала ее голос. – Оставить сообщение на твоем автоответчике? Или дай мне свой телефон в Денвере.
– Ерунда это все, – сказала Дарлин. – Ты уже виделась с Дэвидом?
В качестве наглядного примера волновой функции доктор Шредингер представил кошку, помещенную в ящик вместе с кусочком урана, колбой с отравляющим газом и счетчиком Гейгера. Если уран начнет распадаться, пока кошка находится в ящике, радиация запустит счетчик Гейгера и разрушит колбу с газом. В квантовой теории невозможно предсказать, начнет ли распадаться уран, пока кошка находится в ящике, возможно только вычислить вероятный период полураспада, поэтому кошка ни жива ни мертва, пока мы не откроем ящик.
«Удивительный мир квантовой физики», семинар на ежегодном МККФ, представлено доктором Филдсом, Университет Небраска.Я совершенно забыла предупредить Дарлин о существовании Тиффани, модели/актрисы.
– Ты хочешь сказать, что стараешься избегать Дэвида? – Она спросила это по крайней мере трижды. – Ну зачем же делать такие глупости?
А затем, что в Сент-Луисе я покончила с катаниями по реке при луне и не собираюсь к этому возвращаться до завершения конференции.
– Потому что я хочу присутствовать на всех семинарах, – в третий раз сказала я. – Никаких музеев восковых фигур. Я женщина не первой молодости.
– И Дэвид не первой молодости и, кроме того, совершенно очарователен.
– Очарование – качество кварков, – сказала я и повесила трубку. Но тут я вспомнила, что забыла сказать ей о Тиффани. Я вернулась к стойке регистрации, полагая, что успех доктора Онофрио может означать некоторые изменения.
Тиффани спросила:
– Чем могу быть полезна? – и оставила меня стоять там.
Вскоре мне надоело, и я вернулась к красно-золотистым диванам.
– Дэвид опять был здесь, – сказала доктор Такуми. – Он просил передать, что направляется в музей восковых фигур.