— Миссис Бизли сказала, можно.

— Посмотрим, — буркнула Мег, слегка разозлившись на учительницу начальных классов, подкинувшую Анне эту идею. Мнение миссис Бизли почему-то всегда оказывалось более весомым, чем ее собственное.

— Кажется, нашей не по годам развитой дочурке спектакль понравился, — донесся до Мег чей-то голос. Видимо, какой-то мужчина болтает с женой, подумала она и не стала оборачиваться, дожидаясь, пока Анна напьется из фонтанчика.

— Помнишь маленький бревенчатый домик под Санкт-Петербургом, любовь моя? — последние два слова были сказаны по-русски.

Мег ахнула.

Константин. Нет. Быть не может.

Но этот вопрос, произнесенный тихим, чувственным голом, который она помнила слишком хорошо, задел самые глубокие струны ее души. Она не могла ошибиться.

Ее бросило в холодный пот, и она покачнулась, зажмурившись от изумления.

Предполагалось, что он сейчас на другом конце света, ведет жизнь, которую она никогда не понимала и не хотела разделить. Но сердце, лихорадочно стучащее в груди, утверждало прямо противоположное.

Он не в Петербурге. Он здесь, в этом театре, где только что назвал ее любимой. Повернувшись, Мег сможет до него дотронуться.

Боже мой.

Но осознав реальность его присутствия, Мег задрожала от ярости и страха. Она злилась на себя за свою слабость, за то, что поддалась воспоминаниям. Не тускнеющим воспоминаниям о том, как он любил ее семь лет назад…

Умом она всегда понимала, что он враг ей. Но было время, когда ее сердце, переполненное любовью, отказывалось прислушиваться к голосу разума и, самое главное, отказывалось верить.

Он знает про Анну.

Это не должно ее удивлять. Естественно, он знает про Анну. Он знает о людях такие вещи, которые не имеет права знать ни один человек, потому что в этом заключается его работа. Всего лишь работа.

Значит, он преследовал их, ждал подходящего момента, чтобы забрать принадлежащее ему, забрать свою дочь…

Что может быть лучше общественного места, где Мег не посмеет устроить скандал, чтобы не травмировать Анну? Похолодев от страха, Мег почувствовала, как заходится у нее сердце.

С ослепляющей ясностью она вспомнила ужасные часы одиночества, проведенные в промозглой камере московского изолятора, и своих безжалостных охранников.

— Мег?

Она не знала, сколько прошло времени… несколько секунд, наверное. Но этого хватило, чтобы оживить в ее памяти годы сердечной боли. Она не обернулась.

— Я не знаю, что ты говорила ей об ее отце, но теперь я здесь, и мы можем вместе рассказать ей правду. Не пытайся сбежать от меня, или я устрою скандал. Я уверен, что ты побоишься расстроить Анну, и поэтому надеюсь на твою помощь.

Его английский был таким же идеальным, как всегда, и даже слишком правильным. Любой посторонний слушатель принял бы его за американца, возможно, с восточного побережья.

Стон, сорвавшийся с губ Мег, не ускользнул от внимания Анны. Девочка отошла от фонтанчика, уступив место следующему ребенку.

— Мама? Что случилось?

От ужаса Мег не способна была сдвинуться с места, и это уберегло ее от опрометчивых поступков, подсказанных инстинктом самосохранения. Нет более ужасной ловушки, чем угроза собственному ребенку.

— Н-ничего, киска. Идем скорее в зал.

Она схватила Анну за руку и чуть ли не силком потащила к дверям. Мег знала, что скрыться от него не сможет, но не собиралась разыгрывать из себя беспомощную жертву, пока он празднует очередную легкую победу.

— Мама, ты бежишь слишком быстро, — возмутилась Анна, но Мег, чей страх возрастал с каждой секундой, только ускорила шаг.

Не важно, что Россия сильно изменилась после перестройки. Может, КГБ теперь называется по другому, но по-прежнему служит правящему режиму. Тайная полиция все еще существует в странах бывшего Союза.

Мег хотела бы никогда больше не встречаться с этим страшным человеком, сумевшим так легко сойти за американца, следившим за ней на протяжении нескольких лет и преследующим ее по пятам.

Такие люди, стремясь к цели, не останавливаются ни перед чем. А сейчас, по-видимому, его целью стала Анна.

Но на этот раз есть одно различие. Мег уже не наивная двадцатитрехлетняя девушка, судящая о людях по себе. Время и жизненный опыт сделали свое дело, и то юное восторженное создание исчезло навсегда. Все, что осталось у Мег от былых ночей страсти — ее горечь… и ее дочь.