– Бог мой, – заметил дежурный офицер, наблюдая, как она медленно отъезжает под безжалостно палящими лучами солнца. – Уж это точно, есть все-таки в кельтских женщинах что-то от инков. Они могут быть прекрасны, как райские гурии, но сердцем и умом более похожи на охотящегося тигра.

– И характером, – согласился младший офицер. У его матери-ирландки всегда было такое же надменно-вызывающее поведение, и она тоже всегда разъезжала без сопровождения.

Как ни странно, но, знай Иден, о чем говорили офицеры, она скорее всего согласилась бы с ними. Однако в это время девушка переживала острое разочарование от бесплодных поисков британского офицера, который убил Ситку и бежал, прихватив драгоценности ее семьи, и очень сожалела, что отправилась в эту поездку одна. Она уже не помнила, когда ей было так безнадежно плохо и одиноко. Как было бы хорошо, если бы сейчас можно было кому-то поплакаться, даже старому и мрачному полковнику Портеру.

«Как я могла так наивно верить, что поездка в Мирут сразу даст ответы на все вопросы?» – подумала Иден в отчаянии. Майор Морристон четко объяснил ей, что в тот день в Мируте находились только расквартированные там войска, и, насколько ему известно, войска из других мест на помощь не вызывались.

Именно этого Иден и опасалась, потому что подтвердились ее подозрения, что человек, которого она разыскивает, прибыл в Мирут с одной-единственной целью – выкрасть драгоценности ее дяди. Откуда он узнал про них – еще одна загадка. Возможно, случайно проговорилась Изабел, когда привезла их в Лакнау, а бессовестный офицер воспользовался суматохой и осуществил свой план. И еще один вопрос мучил Иден: откуда этот офицер так точно знал, где хранятся драгоценности? Он безошибочно открыл ящик письменного стола, не теряя времени на поиски.

«Боюсь, на этот вопрос я никогда не найду ответа, – подумала Иден, – а если и найду, как смогу вернуть драгоценности?»

Она была достаточно умна, чтобы понять, что вряд ли тот офицер до сих пор хранит сокровища, а если и хранит и она все-таки сумеет разыскать его, то как доказать, что они принадлежат семье Гамильтон?

– Глупые мечты, – сердито сказала себе Иден, злясь на неожиданно навернувшиеся слезы. Лучше совсем забыть, что она видела эти соблазнительно сверкающие камни, и побыстрее вернуться в Дели, пока никто не знает о ее глупой выходке. Надо просто забыть о несметном богатстве, которое, по ее убеждению, должно принадлежать ей и Изабел, и попробовать найти другой способ убедить полковника оставить ее в Индии.

Иден медленно ехала рысцой, как вдруг ее сердце замерло – за кронами густых деревьев она увидела аккуратные ряды знакомых домиков... Она обещала себе, что не станет предаваться болезненным воспоминаниям, когда попадет в Мирут, но поняла, что не сможет уехать просто так, и направила лошадь к домикам. Через несколько минут она уже проезжала нарядные клумбы и живую изгородь, которые отделяли домики от военной части.

Дом полковника Кармайкла-Смита был полностью восстановлен. Вдоль тщательно подстриженной лужайки тянулся свежепокрашенный забор. В том самом месте, где нашла свою смерть толстая преданная Мемфаисала, висели деревянные качели, и няня-индианка, терпеливо улыбаясь, качала двух смеющихся ребятишек. Горячие слезы подступили к глазам, ослепляя Иден. И она не только не узнала, но даже и не заметила высокого всадника, остановившегося рядом с ней и требовательно спрашивающего, что она здесь делает. Девушка вздрогнула, яростно потерла глаза кулаками, не догадываясь, какое впечатление на него произвел этот откровенно детский жест.

– Ваше сиятельство?! – выдохнула она, не веря своим глазам. Наконец Иден разглядела знакомое загорелое лицо и сразу же почувствовала, как подернутое дымкой марева небо и выжженная солнцем земля поплыли у нее перед глазами.

– Черт побери! – услышала она будто издалека. – Вот чем заканчиваются прогулки в такую жару!

Хью быстро спешился и, несмотря на отчаянное сопротивление Иден, снял ее с лошади. Она не удержалась и оперлась на его руку, когда он опустил ее на все еще нетвердую землю.

– Так вам и надо, глупая девчонка! – безжалостно сказал он. Явная несправедливость подобного обвинения привела Иден в такую ярость, что она сразу пришла в себя. Высвободившись из его рук, девушка отступила назад и вытерла рукавом остатки слез. Она была слишком горда и слишком смущена, чтобы объяснять ему, что не жара, а нахлынувшие тяжелые воспоминания вызвали у нее головокружение и слезы. Иден тщательно отряхнула юбки и наконец посмотрела в лицо графу. И хотя ее подбородок гордо взлетел вверх, она смутилась, когда их взгляды встретились. Ошибиться было невозможно, граф был сердит. Иден почуяла, что грядет неприятная сцена, и внутренне сжалась, но, когда Хью просто задумчиво посмотрел на нее и повернулся к своей лошади, крайне удивилась. Граф протянул ей фляжку с водой и молча наблюдал, как она подносит ее к губам.

– Итак, – нарушил молчание граф, когда Иден напилась и вернула ему фляжку, – почему бы вам не рассказать, какого черта вы делаете здесь, в Мируте?

– Могу задать вам тот же вопрос.

У Хью задергались губы, хотя лицо оставалось совершенно спокойным.

– Вижу, самообладание вернулось к вам очень быстро.

– Потому что я уверена: вам прекрасно известно, что привело меня сюда, – холодно ответила Иден. – Не сомневаюсь, что майор Морристон с радостью просветил вас, о чем мы с ним говорили.

– Дорогая мисс Гамильтон, – сдержанно сказал граф, – сейчас уже слишком жарко для словесной дуэли. Могу ли я предложить сопроводить вас назад в Дели, где мы продолжили бы нашу беседу в более подходящее время?

Иден бросила на него подозрительный взгляд, но загорелое лицо графа оставалось непроницаемым. Девушка не сомневалась, что в Мируте он из-за нее, но уже не было сил обижаться. Она кивнула головой в знак согласия и позволила ему помочь ей сесть на лошадь. Они молча бок о бок поехали по пыльной дороге, которая вскоре вывела их на Большой колесный путь и выжженные равнины, отделяющие Мирут от Дели.