– She is tough [она упрямая (англ.)], - сказала Натали.
– Крепкая. Она мне нравится.

– Когда Пьеретта Амабль узнала, что ее муж время от времени приходит потолковать со мной, она захлопнула дверь перед его носом, заперлась и выбросила его пожитки в окно. Она всполошила всех красных в Клюзо, и бедняге пришлось уехать подальше отсюда.

– Интересно бы с ней познакомиться, - сказал Филипп.

Нобле, очевидно прекрасно знавший повадки хозяев в отношении красивых работниц, внимательно поглядел на молодого директора, но из благоразумия промолчал.

– Что ж, - проговорил он наконец, - надо знать своих врагов. Ваш дедушка на днях говорил мне, что, по его мнению, у нас во всем департаменте нет такого опасного врага, как эта молодая женщина.

Филипп наклонился к Нобле.

– "У нас"?
– резко сказал он.
– Почему дед всегда говорит "у нас"? Ведь его давно отставили от дел. Чего ж он суется?

– Ваш дедушка принимает близко к сердцу все, что касается фабрики.

– АПТО украло у нас фабрику, - сказал Филипп.
– Деду следовало бы дружить со всеми недругами АПТО.

– Браво!
– воскликнула Натали.
– Не стесняйся, излей свою наболевшую душу господину галерному надсмотрщику.

Нобле немного отодвинул свой стул, желая показать, что он разговаривает только с одним Филиппом.

– Господин Летурно, - сказал он, - вы еще очень молоды и не знаете важных событий в истории фабрики. В тысяча девятьсот двадцать четвертом году у нас была долгая и ужасная забастовка. Она весь город довела до нищеты. Ваш дедушка был оскорблен поведением своих рабочих, и, как только забастовка кончилась, он тут же уступил фабрику АПТО, а сам отошел от дел.

– Вот здорово!
– сказала Натали.
– Врет и сам себе верит, совсем как твоя мать, Филипп.

– Бросьте, Нобле, - сердито оборвал его Филипп.
– Вы прекрасно знаете, что после забастовки двадцать четвертого года дед не мог заплатить в срок по векселям, АПТО этим воспользовалось и задушило его.

– При участии мамаши Филиппа, - спокойно добавила Бернарда.

– Которая потом вышла за моего отца, - продолжала Натали.
– Так что теперь АПТО - это я!

– Хвастунья!
– проворчала Бернарда.

– Ну конечно, АПТО - это я. Хотите, приведу доказательство? А почему же, скажите, пожалуйста, я всегда за всех плачу?

Бернарда наклонилась к Нобле и, показывая пальцем на Натали, прошипела:

– Сразу сказалась еврейка.

Нобле отодвинул свой стул.

– Я не желаю ничего знать о личных делах моих хозяев.

– Нобле, - сказала Натали, - АПТО истомилось жаждой. Закажите нам что-нибудь, только поживей.

Натали с интересом следила за стариком Нобле. Оказывается, его рачьи глаза могли принимать выражение ненависти. Она ждала взрыва. Но привычка взяла верх, и Нобле подчинился представительнице АПТО. Он поманил старушку буфетчицу.

– Ну как, тетушка Тенэ?
– сказал он.
– В буфете хозяйничаете?

– Помогаю, чем могу. Ведь праздник-то устроила наша партия, - ответила буфетчица.

Нобле повернулся к Филиппу.

– Вот, полюбуйтесь на нее!
– сказал он.
– Тридцать лет проработала на фабрике и на старости лет не нашла ничего лучшего, как сделаться коммунисткой!

– Значит, она оказалась понятливее вас, - заметил Летурно.

– Пожалуйста, не говорите так!
– взмолился Нобле.
– Только не здесь!

– А вы разве не знаете, что Филипп - коммунист?
– спросила Натали и, обратившись к буфетчице, добавила: - Да, да, ваш директор по кадрам коммунист. Разумеется, не из опасных. Коммунист в той мере, в какой он вообще может быть кем-нибудь. Коммунист на словах. Не очень-то на него рассчитывайте.

Старуха буфетчица стояла не шевелясь, с бесстрастным выражением лица.

– Что желаете заказать?
– спокойно спросила она.

– Бутылку красного, - ответил Филипп.

– Ваш директор по кадрам совсем потерял голову!
– воскликнула Натали. Вообразил, что раз мы в гостях у коммунистов, то все должно быть красное, даже вино. Скажите, что у вас есть по части спиртного?

– Коньяк имеется, - ответила старушка.

– Тащите сюда коньяк.

– Для всех четверых?
– спросила буфетчица.

– Бутылку коньяку и четыре рюмки, - скомандовала Натали.
– АПТО умирает от жажды. И знаете ли, очень интересно получится: господин Нобле немножко выпьет и, набравшись храбрости, ругнет меня. Ведь ему этого безумно хочется.

Нобле встал.

– Позвольте пожелать вам всего хорошего.

Он поймал взгляд Филиппа.

– Завтра я должен к восьми утра быть в конторе.