Мужчина упорно молчал, глядя в пол. Наконец Мартин Бек сказал:

— Вы мне лжете.

Мужчина покачал головой.

— Вы утверждаете, что покупаете только журналы о спорте и рыбной ловле. Но в то же самое время покупаете также журналы с фотографиями голых женщин.

— Это неправда.

— Вы забываете, что я никогда не обманываю.

Тихо.

— Дома, в печи, у вас лежит сотня таких журналов.

Он отреагировал очень быстро:

— Откуда вы знаете?

— Наши люди сейчас делают у вас обыск. В печи они нашли эти журналы. Они нашли и много других вещей, например, темные очки, которые принадлежали Розанне Макгроу.

— Вы ворвались ко мне в квартиру, суете нос в мою личную жизнь. Зачем все это?

Через несколько секунд он повторил свой вопрос. Потом добавил:

— Я не хочу с вами разговаривать. Вы отвратительны.

— Но послушайте, смотреть на фотографии не запрещено, — сказал Мартин Бек. — Вовсе нет. В этом нет ничего плохого. Женщины в этих журналах выглядят точно так же, как и все другие женщины. Особей разницы между ними нет. Если бы на этих фотографиях была Розанна Макгроу, Соня Хансон или Сив Линдберг…

— Замолчите! — закричал мужчина. — Вы не смеете так говорить! Вы не смеете упоминать это имя!

— Почему же? Что бы вы сделали, если бы я вам сказал, что в одном из таких журналов были фотографии Сив Линдберг?

— Ты лжешь, негодяй!

— Вспомните, что я вам говорил. Что бы вы сделали?

— Я бы покарал… я бы убил и вас за то, что вы это сказали…

— Меня вы убить не можете. Что бы вы сделали с той женщиной, как же ее зовут… ах, да, Сив…

— Я бы покарал ее… я бы ее…

— Да, я слушаю.

Мужчина сжимал и разжимал кулаки.

— Да, я бы это сделал, — сказал он.

— Убили ее?

— Да.

— Почему?

Тишина.

— Вы не смеете говорить о таких вещах, — сказал мужчина. По его левой щеке стекала слеза.

— Вы испортили много журнальных фотографий, — тихо сказал Мартин Бек. — Вы прокалывали их ножом. Зачем вы это делали?

— В моей собственной квартире… вы были в моей квартире… следили и вынюхивали…

— Зачем вы прокалывали эти фотографии?

Мужчина нервно огляделся по сторонам.

— Зачем все это? — прошептал он. — Как человеку жить, если каждый…

— Зачем вы прокалывали эти фотографии? — громко спросил Мартин Бек.

— Какое вам дело до этого, — истерически завыл мужчина. — Вы негодяй… Свинья…

— Зачем?

— Я бы покарал… вас бы тоже покарал.

Две минуты тишины. Мартин Бек мягко произнес:

— Вы убили ту женщину на пароходе. Вы этого не помните, но я помогу вам вспомнить. Каюта была маленькая, узкая, света мало… Пароход как раз плыл по какому-то озеру, так?

— По озеру Бурен.

— А вы были у нее в каюте и там ее раздевали.

— Нет. Она сама начала раздеваться. Хотела осквернить меня своей греховностью. Она была гнусная.

— Вы покарали ее? — мягки спросил Мартин Бек.

— Да. Я покарал ее. Разве вы не понимаете? Я вынужден был ее покарать, она была развратной и бесстыдной.

— Как вы ее покарали? Вы убили ее, да?

— Она заслужила смерть. Иначе она осквернила бы и меня. Она выставляла свое бесстыдство на обозрение. Неужели вы не понимаете, — вдруг завыл он, — что я вынужден был ее убить? Я должен был убить ее греховное тело.

— Вы не боялись, что вас кто-нибудь увидит в иллюминатор?

— Там не было никакого иллюминатора. Я не испытывал страха. Знал, что поступаю правильно. Она сама виновата. Она заслужила это.

— Вы убили ее. Что вы делали потом?

Мужчина скрючился на стуле и начал бормотать:

— Перестаньте меня мучить. Почему вы все время об этом говорите? Я уже ничего не помню.

— Вы вышли из каюты, когда она была мертва?

Мартин Бек говорил мягко, успокаивающим голосом.

— Нет. Да. Не знаю, не помню.

— Она лежала на койке голая, да? И вы ее убили. Вы остались в каюте?

— Нет. Я ушел. Не знаю.

— Где именно на пароходе находилась ее каюта?

— Не помню.

— Под палубой?

— Нет, на корме.

— Что вы сделали с той женщиной, когда она была мертва?

— Перестаньте меня наконец расспрашивать об этом, — сказал он плаксиво, как малое дитя. — Я ни в чем не виноват. Она сама виновата.

— Я знаю, что вы ее убили, вы сами только что об этом сказали. Что вы с ней сделали потом? — мягко спросил Мартин Бек.