Шрифт:
– Сколько вам лет, Энн?
– спросил он мягко.
– Двадцать четыре.
– Она вопросительно взглянула на него.
– Если бы вы сегодня не взяли обратно свое обещание, - спросил он, - я был бы вашим первым мужчиной?
Она помедлила, пожала плечами и невесело усмехнулась:
– Нет, я один раз пробовала, когда мне было семнадцать. Наверное, что-то было не так, потому что единственное, что я помню, это боль. Меня это испугало, честно говоря.
– Она снова усмехнулась.
– С тех пор я не раз слышала, что другие от этого, кажется, получают удовольствие.
– У нас, - сказал Каргилл, - семьдесят процентов женщин фригидны потому, что их мужья так и не усвоили самые элементарные правила сексуальных отношений. Они на самом деле вовсе не холодны, как могут рассказать вам многие военные о якобы фригидных женах других мужчин.
– Он остановился.
– Так это воспоминания о том, что произошло в семнадцать лет, вас сейчас сдерживают?
Она помолчала.
– Да, я думала об этом, - призналась она и вдруг рассмеялась невеселым смехом.
– Боже мой, - сказала она, когда справилась с собой, - это самый удивительный разговор, который я имела за последнее время. Идите сюда, пока я совсем не заморосила голову и вам, и себе. У меня это очень хорошо получается.
С этого момента Энн стала его женщиной.
15
Сначала она не понимала, насколько она принадлежала ему, и не отдавала себе отчета в том, какая сильная эмоциональная привязанность сопровождала её физическое влечение. Если бы у неё был какой-то опыт интимных отношений, все могло быть по-другому. Она тогда могла бы разделиться, образно говоря, на две отдельные личности: с одной стороны, патриотка, а с другой любовница пленника.
Патриотка, несмотря на потрясение, связанное с испытанием, которому их подвергли, держалась пять дней. И тогда произошел её первый срыв. Потом, в течение нескольких дней она, не скрываясь, плакала в присутствии Каргилла. На восьмой день она открыто предложила найти какую-нибудь вожможность для побега. Ее идеи по этому поводу были весьма туманными и поразительно непрактичными для такого серьезного, как она, человека. Она с презрением отвергала возражения Каргилла и несколько раз по-настоящему выходила из себя, потеряв терпение.
Ее поведение усугубляло его собственное тревожное состояние, напряженность, которая росла с каждым днем. Наконец на двенадцатый день Каргилл поехал в аэропорт и сердито отвел Витроу в сторону:
– У меня такое ощущение, что ваша группа затягивает дело с подготовкой. Где-то есть какая-то слабинка, нерешительность. Вы не готовы сжигать за собой мосты.
Витроу был вынужден согласиться.
– Да, в этом есть доля правды. Я слышу только бесконечные оправдания.
Каргиллу это было понятно. Думая об этих людях, которые никогда раньше не принимали участия в сражениях, он вспоминал свои ощущения накануне боя. Однажды утром, когда разразилась буря, он думал и надеялся, что атака будет отменена, и, как это ни удивительно, одновременно он радовался, что наконец наступает критический момент, когда решение проблемы откладывать больше нельзя.
Такой момент как раз наступил. И только один человек из всех обладал достаточной силой воли и решимостью и опытом, чтобы добиться этого. Каргилл обратился к нему:
– Витроу, нападение должно произойти не позднее завтрашнего утра. Если этого не случится, вашему командиру станут известны имена заговорщиков.
Витроу побледнел.
– Вы не посмеете этого сделать!
Каргилл сказал спокойным голосом:
– Наверное, будет лучше, если вы уверите остальных, что я посмею это сделать.
Он посмотрел долгим взглядом прямо в глаза Витроу. Выдержав некоторое время этот взгляд, он вздохнул и протянул Каргиллу руку.
– День назначен, - произнес он.
– Спасибо!
Они пожали друг другу руки и разошлись.
Когда Каргилл вернулся домой, его в первый раз охватило предчувствие беды. Энн, с лицом, посеревшим от страха, встретила его у двери.
– Вокруг дома расставлена охрана, - прошептала она.
– Тебя сегодня вечером отсылают в Город Теней.
Каргилл молча стоял, сосредоточенно думая, а Энн гладила его руку. Она тихо вздохнула:
– Как жаль!
Он с отсутствующим видом потрепал её по руке, думая про себя "Интересно, это случайно? Знают они что-нибудь или только подозревают?" - а вслух спросил:
– Почему именно сегодня вечером?
– Граннис...
– начала она.
Это потрясло его. В гневе он схватил её за плечи.
– Как! Я думал, что ты связана с ним.
– Да, так и было, - сказала она растроенно, - но теперь я не знаю, что случилось. Отпусти, пожалуйста, ты делаешь мне больно.
Он опустил руки, пробормотав извинение. Ощущение неминуемой катастрофы усилилось. Таинственный, неуловимый, вездесущий Граннис сделал ещё один ход в своей непостижимой игре. Но на этот раз речь шла о непосредственной и смертельной опасности. Граннис намеревался подвергнуть его, Мортона Каргилла жизнь риску, отправив его в Город Теней.
Он погладил Энн по голове. Она никак не могла унять нервную дрожь. Каргилл спросил:
– Дата назначена?
– Я не знаю. Мне ничего теперь не говорят, - покачала она головой.
Он сказал мягко:
– Пойди посмотри, как там с обедом. Я разведаю обстановку.
Он направился на террасу, спустился в сад, пересек его, перелез через забор - и его остановил охранник.
– Назад!
– резко бросил он. В руке его блестнуло оружие.
Каргилл подчинился и не сопротивляясь сразу же пошел к калитке, дорожка от которой вела к парадной двери дома. Она не была заперта. Но когда он вышел за калитку, из-за дерева выступил солдат и жестом приказал ему вернуться обратно.