Шрифт:
Неприметный человек в военной форме провел ее по коридору в небольшую комнату, где сидел молодой дружелюбный офицер с рыжими волосами и такими же пухлыми, как у Пети, губами и пил сливки из треугольного пакета.
— У тебя что-то случилось, девочка? — спросил он негромко.
— Я хочу вам сказать одну вещь.
— Очень внимательно тебя слушаю.
— Летом мою маму задержали в аэропорту Шереметьево.
Губы у рыжего сделались еще пухлее.
— И кто же ее задержал?
— Вы.
— Я никого не задерживал, — развел он руками, и в голубых глазах запрыгали огоньки.
— Ну не вы лично, а ваши люди.
— Наши люди тоже не задерживают ничьих мам.
— Задерживают, — отрезала Варя. — И похоже, ее просто подставили. От наших можно ждать чего угодно, но шведы…
Рыжий посмотрел на Варю с интересом.
— Как зовут твою маму и кем она работает?
— А зачем вам знать?
Рыжий слегка растерялся:
— Как же я тогда… Ну хорошо, рассказывай дальше.
— Ей предложили стать осведомителем.
Рыжий шмыгнул носом, и у Вари вдруг возникло ощущение, что сейчас они начнут играть, как в сумасшедшей Риге играли на раздевание, и если она не хочет проиграть, то говорить надо аккуратно и взвешенно.
— Она отказалась, и теперь ее не хотят выпускать за границу.
— И поэтому она прислала тебя?
Варя вскинула на рыжего разгневанные глаза.
— Сливки скиснут.
— Что?
— Послушай меня, девочка, — сказал рыжий ласково, — если твоя мама везла из-за рубежа что-то не разрешенное по закону, то этим занимается таможня. Выдачей выездных виз — Управление виз и регистраций. Пусть она туда обращается. И если ты не хочешь неприятностей себе и маме, то не надо больше сюда приходить. Ты хорошо меня поняла?
— У меня к вам есть предложение. — Варя говорила невнятно и скоро, боясь, что он не дослушает и уйдет. — Я буду вашим осведомителем, а моей маме разрешат уехать.
Губы у рыжего скривились, и все его подвижное, живое лицо заволновалось.
— Ты, наверное, очень любишь свою маму? — спросил он не сразу.
— Нет, — покачала головой Варя. — То есть да, люблю. Но мне с ней трудно. И бабушке тоже. А главное, трудно ей. Она любит нашу страну, но только там. А здесь ее все раздражает.
Последние слова на рыжего подействовали и в чем-то убедили.
— Вот и нелегалы то же самое говорят, — пробормотал он задумчиво. — А что, по-твоему, гадко быть осведомителем? Порядочный человек на такое не согласится?
— Разные бывают ситуации, — ответила Варя уклончиво.
— А тебе никогда не приходило в голову, что у нас есть достаточно добровольных помощников, которые считают такую работу честью и ничего для себя не просят?
— Я не знаю…
— Конечно, ты просишь не за себя. И все-таки согласись, неприятно, когда люди, желая помочь, начинают с того, что выдвигают условия. Если нам и нужна помощь, то искренняя. Ты меня понимаешь?
— Да.
— И готова нам искренне помогать?
— Нет.
Рыжий удовлетворенно кивнул.
— А что ты вообще умеешь?
— Я знаю английский и испанский, — сказала она, помрачнев.
— Испанский? — удивился он. — А ну-ка, скажи мне, что значит golpe de estado?
— Удар по государству, — произнесла Варя неуверенно.
— Не совсем так, хотя в общем-то верно. — Он пожевал губами. — Ты, наверное, книжки про шпионов любишь?
Варя вспыхнула:
— Никаких книжек про шпионов я не читала, но я… я была, например, на антигосударственном митинге в Риге.
— Ты что же, знаешь и латышский?
— Нет.
— А почему ты решила, что митинг был антигосударственным? Сдается мне, ты большая фантазерка и собираешься морочить мне голову.
— Я знаю дом в Москве, где есть антисоветская литература.
— Где же?
— Я не помню точного адреса.
— Вот видишь.
— Но это здесь, совсем недалеко. Я могу показать. Там живет один художник… У нас еще его племянник в классе учился…
Варя представила Петьку и попыталась сконцентрировать всю свою ненависть к нему и его неизвестному дядьке, позволявшему гадкому мальчишке обманывать, завлекать в мастерскую доверчивых девушек, а может быть, даже бывшему с ним в сговоре, но сильнее ненависти было ощущение того, что она делает что-то ужасное.
— Так как фамилия твоего одноклассника?
— Простите, — сказала Варя, поднимаясь. — Я просто хотела ему отомстить.
— Странный способ для мести ты выбрала, бедняжка, — сказал рыжий сочувственно. — Давай договоримся так: я дам тебе свой телефон, и, если тебе захочется или потребуется опять кому-нибудь отомстить, ты мне позвонишь.
Давешний неприметный человек появился на пороге и провел Варю к выходу. Она выбежала на улицу, выбросила записку с телефоном и скорым шагом пошла мимо большого музея, витрин, на которых стояли одетые манекены, были разложены игрушки, велосипеды и детские коляски. Варю трясло от гнева, возмущения, стыда. Она ненавидела себя в эту минуту еще больше, чем несколько часов назад, и на лице у нее было написано отчаяние.