Она почувствовала себя свободной. Захотелось чего-нибудь выпить или съесть. Варя зашла в ночной бар, заказала кусок мексиканской пиццы и стала есть с наслаждением, жадно, запивая пивом, которое после бельгийского показалось ей водянистым и безвкусным. Несколько человек смотрели по телевизору то, что американцы называют футболом, в углу сидела девушка с парнем, и никому не было дела до того, что Варя одна. И другая московская ночь, убогое ночное кафе с пельменями, таксисты и голодная кошка всплыли в ее памяти. Господи, как смыкается жизнь. И как недавно это было. Она была молода, полна предчувствий и необыкновенных ожиданий. и чем все кончилось? Хотя, в сущности, ей не на что было жаловаться. Варя вдруг почувствовала в сердце благодарность. Она сама не знала к кому- к матери и улепетывающему от нее отцу, соединившимся только для того, чтобы дать ей жизнь, к бабушке, которая ее воспитала, к сестре, к своей далекой стране, этому городу, людям, которые сидели в одном кафе с нею, или самой жизни, так странно с ней обращавшейся.

Она подошла к телефону и набрала полузабытый рижский номер.

— Где ты? — крикнула Мария из-за океана.

— На другой стороне земли, — Варя тихо засмеялась. — Я открыла окно и полетела.

Легкомыслие и безмятежность обрушились на нее. Весело глядя по сторонам, болтая ногами, она стала рассказывать про Мартина, потерянную сумочку с документами, работу в Интернете и самолет, и ей казалось, что Мария опять, как в их первую встречу, завидует ей.

— Приезжай ко мне.

— Не могу. Мне надо братьям на учебу зарабатывать.

Голос у сестры был невеселый, и Варе сделалось ее жалко. Она представила, как Мария тащит на себе огромное не приспособленное к жизни семейство, где все уже много лет говорят о талантах и способностях и никак не могут себя проявить.

— Я вышлю тебе денег. Приезжай.

— Нет, Варька, нет.

— Сестренка, родненькая, ты, пожалуйста, береги себя. Я так люблю тебя.

— Вареныш, — произнесла Мария серьезным голосом. — Ты пьяна. Немедленно бери тачку и езжай в гостиницу, пока тебя не загребли в вытрезвитель.

— Здесь нет в-вытрезвителей.

— Как называется твоя гостиница? Чтобы через час ты была в номере. Я проверю. Поняла?

Ночная тьма над городом рассеялась, и Манхэттен затих. Улицы опустели, редкие машины неслышно проезжали вдоль домов, из сумерек, как из тумана, вырисовывались небоскребы, деревья, решетки. Варя почувствовала запах воды, йода, рыбы и водорослей и пошла вперед. Она брела по пустынной набережной и видела, как люди выгружают морскую рыбу. На солнце переливались большие серебристые тела, сверкала чешуя и незамутненные радужные глаза.

Возвращаться в гостиницу не хотелось. Варя ходила и ходила по пересекавшимся под прямыми углами улицам Манхэттена, которые мало-помалу наполнялись машинами, людьми, звуками, и чем сильнее разгорался день, тем меньше нравился ей этот город. Он был велик, но людей в нем было еще больше, они не помещались на его улицах, кто-то из них был здесь лишним, и Варя почувствовала усталость.

В гостинице она залезла в ванну и долго лежала неподвижно. Разбудил ее телефонный звонок.

«Мария».
– она бросилась к трубке.

— Где ты была?

— Гуляла, — ответила Варя раздраженно, голос начальника ей был неприятен.

— Поднимись ко мне.

— Я устала.

— Есть срочная работа.

— Сегодня нерабочий день.

Варя швырнула трубку, накинула халат и закурила. Снова раздался звонок.

— Ну что еще?

— Варька, ты дома? Слава Богу. Я обзвонилась.

— Подожди, ко мне стучат. Я перезвоню.

Мартин стоял на пороге с бутылкой виски. Варя посмотрела на него неприязненно и плотнее запахнула халат.

— Нью-Йорк — опасный город, — сказал швейцарец сердито и на нее не глядя. — Гораздо опаснее Брюсселя и Амстердама. Я не хочу, чтобы ты шлялась здесь ночами одна.

— Я вольный человек, — возразила она, — и буду делать то, что хочу.

— Выпей виски и ложись спать. А вечером поговорим.

Варя глотнула из стакана, жидкость обожгла ее и стало лучше. Мартин уже не казался таким противным. Обыкновенный молодящийся старик. Взбалмошный, но безобидный. А вот она, наверное, спивается. Склонность к алкоголизму, как у папы.

Она пила так, словно утоляла жажду или согревалась, и не заметила, как опять закачалась перед глазами комната. И вместе с нею закачались мысли. Сейчас она ляжет спать и будет спать долго-долго. Господи, чего ему от нее надо. Что-то говорит, но она все равно ничего не понимает. Какая тяжелая, горячая ладонь. Варя сидела на диване и снимала то с плеча, то с колена руку своего работодателя. Он не был ей противен физически, но она была слишком измучена впечатлениями, и ей не нравилось, как уверенно он себя вел. Не было еще ни одного мужчины, который обладал бы ею помимо ее воли. Не считая одного. Нет, двух, хотя и очень разных. Но тогда она была молода, а теперь не позволит никому обращаться с собой как с вещью. Она хотела ему об этом сказать, но в следующий момент швейцарец больно сжал ее запястье и стал валить на пол. Свободной рукой Варя со всей силы двинула по носу своего начальника, попытавшегося осуществить сексуальное домогательство подчиненной — тягчайшее в стране, где они находились, преступление.