Давыдычев Лев Иванович
Шрифт:
Тут все стали её утешать, уговаривать, успокаивать. А она твердит своё:
– Надоела я всем. Мешаю я всем. Только и думаете, как бы от меня избавиться.
Тут её опять стали утешать, уговаривать, успокаивать. Бабушка лежала с закрытыми глазами и тихонько постанывала.
– Я в школу, – сказал Иван, но она даже не посмотрела на него.
Утро было серое и дождливое. Иван весело прыгал через лужи. Правда, редкую лужу ему удавалось перепрыгнуть, чаще обеими ногами он попадал прямо в воду.
Устал прыгать, пошёл по тротуару.
Кошку на окошке увидел – отвернулся.
Собака мимо бежала – не обратил на неё внимания.
Вывески не читал.
В зеркале около парикмахерской состроил себе всего одну рожицу.
В школу торопился Иван – ещё как торопился!
А почему?
Да потому, что никого сегодня не боялся.
Ребят не боялся.
Анны Антоновны не боялся.
Даже Аделаиды не боялся.
Да почему?
Да потому, что уроки-то он выучил! Пожалуйста, проверяйте! Сколько угодно! Вопросы задавайте, спрашивайте!
Идёт Иван, подпрыгивает. До чего, оказывается, приятно в школу шагать, когда уроки приготовлены!
НЕУДАЧА
Когда Иван подходил к школе, настроение у него немного испортилось. Он вспомнил, что предстоит разговор с Аделаидой. «Но ничего, – подумал он, – выкрутимся!»
И опять ему стало весело.
– Доброе утро! – услышал он за спиной голос Аделаиды.
Иван обернулся, сказал:
– Между прочим, у меня уроки сделаны.
– Да ну? Сам?
– Своими собственными руками и своей собственной головой, – гордо ответил Иван. – Даже стихотворение выучил. Теперь никто не скажет, что я УО.
– Посмотрим. Кто тебя знает? Может, ты сегодня опять примешься за старое?
– Наверно, нет, – со вздохом, негромко проговорил Иван. – Но ведь трудно.
– Конечно трудно. А ты как думал? Это по телевизору чужие слова легко говорить. И за лунатика себя выдавать легко. Драться легко. И по лужам топать легко. А учиться трудно.
«Тебе-то хорошо, – мрачно подумал Иван, когда она ушла, – ты с детства привыкла уроки делать. А я?»
Войдя в класс, он не закричал, как обычно, не запрыгал, а сел на своё место, сидел и помалкивал.
– Как жизнь? – спросил Колька.
– Нормально, – ответил Иван, – устал только. Всю ночь уроки делал. Не выспался.
– Всю? Ночь?! – поразился Колька. – За час можно сделать.
Звонок.
«Сейчас вы все ахнете, – торжествующе подумал Иван, – сейчас меня вызовут и...»
Но сколько ни тянул он руку вверх, Анна Антоновна не замечала. Иван до того обиделся, что руки под парту спрятал.
В перемену он не двинулся с места, сидел, опустив свою большую голову, и грустно размышлял: «Вот, пожалуйста! Только выучил человек уроки, так на него ноль внимания. А если бы он не выучил, то, будьте уверены, – вызвали бы! А зачем уроки учить, если тебя не спрашивают?»
– Я уроки выучил! – крикнул он.
Весь класс окружил Ивана.
– Молодец Аделаида! – сказал Паша.
– Вот это буксир, я понимаю! – сказал Колька.
– А она-то при чём? – удивился Иван. – Я сам.
– Сам! Сам! – передразнил Колька. – Пока она тебя хорошенько не стукнула, ты и не собирался уроки учить.
В класс вошла Анна Антоновна. «Сейчас все закричат, что я уроки выучил, – подумал Иван, – и она меня вызовет».
Но ребята молчали. Урок шёл своим чередом. Иван чуть руку не вывихнул, до того старательно тянул её вверх. Никакого впечатления!
«Нарочно, нарочно, – пронеслось у него в голове, – нарочно! Чтобы помучить меня. Чтоб поиздеваться надо мной!»
Взял да и поднял обе руки.
– Семёнов, не хулигань, – сказала Анна Антоновна.
«Если и по чтению не спросят, – решил он, – больше я вам уроков делать не буду. Ни разу в жизни».
Не спросили его и по чтению.
После уроков, когда Анна Антоновна ушла, ребята бросились из класса, устроили в дверях такую давёжку, что Иван с трудом сдержался, чтобы не принять в ней участие.
Все убежали.
«Сговорились, – подумал он, – бросили меня одного, чтоб я погиб со скуки».
В дверях Иван столкнулся с Аделаидой.
– Куда? – грозно спросила она. – А домашние задания? Кто учить будет?
– Я, – ответил Иван неуверенно, – домашние задания дома делают. Оттого они и называются домашними. Понятно?