Крофорд подумал, и увидел новизну. Он тщетно попытался припомнить, существуют ли в земных растениях или животных какие-нибудь части, которые вращаются, причем неограниченное время. И не смог.

Сон закончила свой отчет и передала микрофон Лэнг. Прежде чем та заговорила, раздался голос Вейнстейна:

— У нас здесь изменился план, — сказал он без предисловий. — Я надеюсь, что это не вызовет у вас потрясения. Если вы подумаете над ним, то увидите в нем логику. Через неделю мы собираемся возвращаться на Землю.

Это их не слишком удивило. «Берроуз» дал им, пожалуй, все что мог в отношении данных и припасов. Осталось переслать еще одну капсулу; после этого присутствие здесь корабля вызывало бы лишь напряженность в обеих группах. На редкость ироничным было то, что два могучих корабля находятся так близко друг от друга и бессильны сделать что-то конкретное. Поэтому на команде «Берроуза» это было особенно заметно.

— Мы пересчитали всю траекторию полета, основываясь на меньшей массе: без вас двадцати и предполагаемых шести тонн образцов. Использовав топливо, которое мы собирались переправить вам для взлета, мы сможем направиться к Венере по более быстрой орбите. Для этого нам надо вылететь через неделю. Мы повстречаем беспилотную капсулу с припасами, на которые не рассчитывали. И кроме того, подумала Лэнг, про себя, это гораздо драматичнее. Рывок к Солнцу по ненадежной кометной орбите, без запасов продовольствия, к решающей встрече…

— Я хотел бы услышать, что скажете об этом вы, — продолжал он. — Это решение еще не окончательное.

Все посмотрели на Лэнг. Их ободрило то, что она была спокойна и тревоги не проявила.

— Я думаю, это наилучший вариант. Еще одно: вы оставили любые мысли о том, что я могла бы поднять «Подкейн»?

— В этом ничего оскорбительного для тебя, Мэри, — мягко сказал Вейнстейн. — Ну да, мы от этого отказались. С точки зрения людей на Земле, тебе этого не сделать. Они попытались устроить проверку: обучили нескольких хороших летчиков и посадили их на тренажеры. У них не получилось, и мы думаем, что не получилось бы и у тебя.

— Не надо подслащивать пилюлю. Я знаю это не хуже других. Но даже один шанс из миллиарда лучше, чем никакого. Насколько я понимаю, они считают, что Крофорд прав, и мы можем выжить — по крайней мере, теоретически.

Последовало долгое смущенное молчание.

— Полагаю, это так. Мэри, я буду откровенен. Я не думаю, что вам это удастся. Я надеюсь, что ошибаюсь, но не жду…

— Спасибо, Вейни, за обнадеживающие слова. Ты всегда знал, как приободрить человека. Кстати: та, другая, миссия, в которой ты собирался явиться сюда на метеорите, чтобы спасти наши шкуры, ее тоже отменили?

Собравшиеся улыбнулись, и Сон издала пронзительный ликующий вопль. Вейнстейн не был самым популярным на Марсе человеком.

— Мэри, я тебе уже говорил об этом, — сказал он жалобно. Жалоба была мягкой, и, что было еще существеннее, он не возразил против своего прозвища. Он был мягок с приговоренными. — Мы круглые сутки трудились над этим. Я даже сумел получить разрешение на то, чтобы временно отказаться от командования. Но те макеты, с которыми экспериментировали на Земле, не выдержали спуска. Больше мы сделать ничего не могли. Я не мог рисковать всей экспедицией в затее, которую на Земле не одобрили бы.

— Я знаю. Я вызову тебя завтра. — Она отключила радио и присела на корточки. — Поклясться готова, что если бы земные опыты с рулоном туалетной бумаги не… он не согласился бы… — Она рассекла воздух руками.

— Что я говорю? Это мелочи. Я его недолюбливаю, но он прав. — Она поднялась, и, надув щеки, с силой выпустила воздух. — Команда, пошли; у нас порядком работы.

Свою колонию они назвали Новый Амстердам — из-за мельниц. К марсианским растениям пристало имя «вертушек», хотя Крофорд долгое время предпочитал «спиннакеры».

Они работали целыми днями и, как могли, не замечали «Берроуз», висевший у них над головами. Общение с ним было кратким и лишь по существу. Хотя главный корабль и был бессилен еще чем-нибудь помочь им, они знали, что им будет недоставать его. Поэтому в день его отлета они вели себя скованно и вызывающе равнодушно. Все демонстративно отправились спать за несколько часов до намеченного времени старта.

Крофорд, когда убедился, что остальные заснули, открыл глаза и оглядел неосвещенный барак. Жилище получилось не слишком роскошным; их жесткие тюфяки из теплоизоляционного материала располагались вплотную друг к другу. Туалет находился за тонкой перегородкой у одной из стен, и оттуда шел запах. Но никто из них не захотел бы спать снаружи, под куполом, даже если бы Лэнг это и позволила.

Единственный свет исходил от светящихся циферблатов, за которыми дежурный, как считалось, должен был следить всю ночь. У них никого не было. Крофорд решил, что дежурный лег спать. Ему следовало проявить беспокойство, но времени на это не было. Возможность улизнуть была кстати, и надо было надеть скафандр. Он поспешно занялся этим.

Как историк, он ощущал, что такой момент не следовало пропускать. Это было глупо, но ничего с собой поделать он не мог. Ему надо было выйти туда, и наблюдать отлет собственными глазами. Не имело значения, останется ли он в живых, чтобы рассказать об этом; ему надо было это запечатлеть в памяти.