Илларион Венедиктович остановился в изумлении. Почему именно фига? Что это за выражение для генерал-лейтенанта в отставке?!. Однако, ещё раз мысленно сказав Смерти-фашистке «Фига тебе!», Илларион Венедиктович быстро и бодро зашагал дальше, испытывая одно лишь маленькое неудобство: привыкший, чтобы воротничок довольно плотно облегал шею, а галстук был завязан туго, сейчас Илларион Венедиктович чувствовал, что воротничок как бы болтается вокруг шеи, а узел галстука упирается в подбородок.

В квартире Ивана Варфоломеевича в это время заканчивались приготовления к встрече дорогих друзей.

— Я так и не смог узнать, где продают комнатных собачек. Ты ведь разрешил мне завести этакую миниатюрную злючку? — спросил Серёжа.

— Хоть крокодила! — рассмеялся счастливо и громко Иван Варфоломеевич. — Вот интересно, Серёжа, мои старые орлы вместе прилетят или по отдельности? — с заметной грустью спросил он. — Если вместе, значит они сговорились, значит, что-нибудь задумали, будут вести себя неестественно…

— Но — почему? — искренне удивился Серёжа. — И что они могут задумать? По-моему, ты абсолютно зря нервничаешь. Всё обойдется.

— А я хочу, чтобы не только всё обошлось, а чтобы они приняли тебя как моего родного сына, а не…

— Папа, некоторое время, может быть, и длительное, им будет трудно привыкнуть ко мне. И надо постараться их понять.

— А чего тут понимать, да ещё длительное время? — Иван Варфоломеевич действительно разнервничался. — Ко мне вернулся сын… — Услышав дверной звонок, он быстро встал, чуточку помедлил, прежде чем выйти в прихожую.

Это пришёл Гордей Васильевич, о чём-то поговорил с Иваном Варфоломеевичем, а когда появился в комнате, долго разглядывал Сергея Ивановича, потом пожал ему руку и оживлённо, даже несколько торопливо, сказал:

— Серёжа, я, во-первых, сразу буду с тобой на «ты», а во-вторых, буду, есть такое выражение, пялить на тебя глаза. Не обращай внимания. Ты ведь у меня на коленях сиживал, я тебя на рыбалку брал. Понимаешь, когда я вчера узнал о твоем возвращении, всё думал: а вдруг да что-нибудь в твоем облике осталось от того мальчуганчика? У Ивана ни одной фотографии не сохранилось. А я надеюсь всё равно разыскать в своих обширных архивах. Я ведь сам тебя несколько раз фотографировал.

— Я с интересом взглянул бы на своё изображение! — Сергей Иванович сразу разволновался. — Я часто пробовал, изо всех сил напрягал память, чтобы вспомнить хоть что-нибудь… хоть кого-нибудь… Я ведь даже лица матери не помню… Сейчас же для меня главное — привыкнуть.

— А потом и полюбить! — воскликнул Иван Варфоломеевич. — Гордеюшка, я считаю, что Серёженьке не надо торопиться, пусть приглядится ко всему.

— Ты вообще поменьше приставай к нему с советами и замечаниями. Мы, старики, горазды поучать, а толку от наших поучений иногда — кот наплакал. Конечно, пусть привыкает постепенно.

— Я даже за то, чтобы он и с личными привычками по возможности не расставался. Вот захотелось ему комнатную собачку иметь — пожалуйста!

— Собачку? — удивился Гордей Васильевич. — Зачем? Не перевариваю я этих собачьих микробов!

— Так тебе никто и не предлагает! — возмутился Иван Варфоломеевич. — Что ты всем свои…

— Папа! — с мягким укором перебил Сергей Иванович. — Я прекрасно понимаю Гордея Васильевича. Недаром же я просил у тебя разрешения…

Тут, очень кстати, и появился Илларион Венедиктович, внешний вид которого сразу вызвал всеобщее недоумение и дружелюбный смех.

Новый гость не обратил на это никакого внимания, вручил Сергею Ивановичу букет крупных садовых ромашек со словами:

— Был бы помоложе, съездил бы за полевыми.

— Прошу к столу! Прошу к столу! — засуетился Иван Варфоломеевич. — Серёжа его скудости подивился, а я ему…

— Нотацию прочел! — насмешливо добавил Гордей Васильевич, действительно не сводивший с Сергея Ивановича проницательного взгляда. — Много нам, старикам, нельзя, но по одной, Иванушка, за твоё счастье! Серёжа, с возвращением!

И разговор потек самый непринужденный, без напряжения, без тягостных или неловких пауз, когда надо торопливо и мучительно придумывать, как продлить беседу. То есть друзья честно, но без всяких усилий выполнили уговор: проведем вечер, как проводили всегда.

Конечно, вспоминали и войну, временами даже забывали о Сергее Ивановиче, и это было для Ивана Варфоломеевича отрадно: значит, им хорошо, как всегда здесь бывало. А Сергей Иванович слушал с видимым интересом, даже удовольствием, изредка спрашивал, и его спрашивали о разного рода современных заграничных мелочах.

Однако хозяин всё-таки нервничал, суетился, всё пытался, когда наступала пауза, свернуть разговор к тяжелой Серёжиной судьбе. Сам Сергей Иванович к этому не стремился, отвечал коротко и исчерпывающе, и наконец Илларион Венедиктович самым добродушным тоном предложил: