Шрифт:
— Горите вполне естественно, — ответил Горшков. — Не понимаю, однако, к чему? Зачем? А разрешение пожарной охраны имеете?
— Имею, имею, — успокоил его Григорий Васильевич. — А почему вчера ушли с представления?
— Вызвали на задание. Теперь буду работать в уголовном розыске. Вот пришёл попрощаться.
— Жаль. Мы к вам привыкли.
— Я нельзя сказать, что привык, — проговорил Горшков немного виновато, — но верю, что и от вас иногда может быть польза.
— И за это спасибо, — весело сказал Григорий Васильевич. — А вы на нас не сердитесь, пожалуйста.
— Да уж вроде бы и не сержусь. А пришёл я к вам, гражданин фокусник, опять из-за Головёшки, то есть Владика Краснова. Обязаны вы ему помочь. Не отстану я от вас ни за что. Обязаны вы людям помогать, я считаю! — Горшков вдруг разволновался и даже взял Григория Васильевича за руку. — Бегом бежать, чтоб помогать, надо! Вот сходите к нему домой, своими собственными глазами на жизнь его посмотрите. А как увидите его жизнь, так и не успокоитесь, пока не поможете.
— Упрямый вы человек, — с уважением сказал Григорий Васильевич. — Идёмте к вашему Головёшке.
— Когда?
— Да сейчас. Я свободен до вечера.
Надо ли говорить, как обрадовался Горшков.
Следующим номером нашей программы — Владик Краснов сам себя ранит в неравном бою
Ксения Андреевна не расплакалась, как с ней обычно бывало в радостных случаях.
Она только без конца благодарила Лёлишну, называя её доченькой.
А Лёлишна вспоминала свою маму и еле сдерживала слезы.
Так сидели они и разговаривали.
— До чего же мне хорошо теперь, доченька, — сказала Ксения Андреевна, — А всё оттого, что мы с тобой повстречались. Теперь-то мой Владик когда из дому уйдёт бегать, переживать не буду. Смучилась ведь я с ним. Виду не показывала, а тяжело было. И не во мне дело. Я-то всё перетерплю, лишь бы он хорошим человеком вырос.
— Конечно, хорошим человеком вырастет, — сказала Лёлишна. — Можете даже и не сомневаться. А вам мы помогать будем не хуже тёти Нюры. У нас в классе есть девочки, которым дома не разрешают помогать. А им очень хочется домашним хозяйством заниматься. Вот они и ищут семьи, где много работы по дому. И помогают. И все довольны… Пойду посмотрю, что там Владик делает.
А Владик там — то есть на кухне — делал суп.
На мальчишке был передник, который ему подарила Лёлишна.
Рукава рубашки засучены.
А руки — в крови.
???
Во всяком бою бывают раны. А он вел бой — с картошкой, свёклой, луком, капустой, морковью…
Видите, как много врагов?
А он один!
А его руки, которые гражданин милиционер дядя Горшков считал золотыми, оказались деревянными — ничего они не умели делать.
Только резались — словно нарочно лезли прямо под остриё ножа.
И странно было Владику всем этим заниматься. Ещё вчера был он беззаботным человеком, слонялся себе по улицам, делал что хотел (то есть ничего не делал).
И вдруг…
Суп. Передник… И все руки в крови.
— Ой! — вскрикнула Лёлишна, войдя на кухню. — Эх ты, неумейка!
— Только не ругаться, — предупредил Владик, — надоело. Лучше похвали.
— Конечно, ты молодец. В общем. Йод у вас есть?
Вскоре Владик сидел в углу на табуретке, разглядывая свои руки, покрытые тёмно-коричневыми пятнами, а Лёлишна ловко чистила овощи.
— Ничего я не понимаю, — вдруг сказал Владик, — жил я, жил, не тужил, и вот тебе…
— В том-то и беда, что не тужил. А тебе надо тужить, обязательно надо.
— Почему?
— Сам должен понять, почему.
— Включаю мозговую систему на полную мощность, — сказал Владик. — Думаю. Но — не понимаю.
— Ещё подумай.
Владик осторожно склонил голову набок, словно прислушиваясь к тому, что в ней происходит, поморщился и сказал:
— Плохо моя мозговая система действует.
— А ты не торопись, — посоветовала Лёлишна.
Через несколько минут Владик обрадованно крикнул:
— Есть! Я единственный мужчина в семье. Это раз. Я настоящий мужчина. Это два. Значит, я должен тужить? А ты кто? А тебе надо тужить? Ты единственная женщина в семье? Настоящая женщина, да? Здорово моя мозговая система работает, а?
— Не знаю. На вопрос ты не ответил.
— Отвечу когда-нибудь. Когда подумаю побольше. Тяжело всё это. — Владик вздохнул. — И ничего уж не поделаешь. — Он опять вздохнул, ещё громче. — Зато и в колонию не попаду. В общем, буду жить и тужить на полную мощность.