– Откуда ты знаешь?
– попробовал я поспорить.

– Знаю, - загадочно ответил Илька.

– За что?

– За французскую революцию.

– Так ведь про французскую революцию и в нашей "Истории" напечатано.

– Напечатано, да не так.

Андрей больше зсе молчит, а тут он заговорил:

– Нашему царю тоже надо голову отрубить, как Людовику. Пусть не расстреливает людей.

Илька присвистнул.

– А другой царь будет лучше?

Мы опять помолчали.

– Как думаешь, Илька, кто на Алексея Васильевича донес?
– спросил Андрей.

– Известно кто - батюшка.

– Наверно, он, - сказал и Андрей.

– Он, я знаю, - вырвалось у меня.

Илька повернулся ко мне и подозрительно спросил:

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, - ответил я.

Илька посмотрел на меня и вздернул плечом.

– Тебя не поймешь. За Алексея Васильевича стоишь, а с попами компанию водишь. Ты ж сам говоришь, что донес поп.

– А ты мне все говоришь?
– с укором спросил я.
– Ты тоже от меня все скрываешь.

– Я! Разве я имею право тайну выдавать?! Да пусть меня тоже в тюрьму посадят, пусть мне палач руки-ноги ломает - я все равно смолчу.

– И я, - сказал за Илькой Андрей.

– И я, - сказал за Андреем я.

Пришла сторожиха подметать пол и выгнала нас из класса. Мы отправились во двор и сели на скамью, на солнышке. Скамья стояла под самым окном учительской.

Окно было открыто. Илька предложил выкрасть фуражки и убежать. Так мы и решили. Но тут из окна донесся громкий говор. Мы узнали голоса Артема Павловича и Льва Савельевича. Лев Савельевич говорил:

– Идите домой, Артем Павлович, проспитесь.

А Артем Павлович отвечал:

– Я пойду, пойду, но раньше ответьте мне на проклятый вопрос: кто мы, люди или чиновники?

– Странный вопрос, неуместный.

– Нет, уместный. Если бы мы были люди, мы пошли б к жандармскому полковнику и плюнули ему в лицо: не трогай порядочных людей! Да, порядочных! Только он один и был среди нас порядочный, а все остальные либо чинодралы, либо просто сволочи, хоть и числятся учителями. Мы учителя, а чему мы учим, чему?

– Не знаю, чему учите вы, а я учу детей великому русскому языку.

Артем Павлович хрипло рассмеялся.

– Это вы-то учите великому русскому языку?! Вы-то?! Да если бы Тургенев услышал, как вы учите детей этому великому русскому языку, он взял бы вас за ухо и вывел из класса.

– Ну, знаете ли, Артем Павлович, - запальчиво крикнул Лев Савельевич, - вы хоть и пьяны, а думайте, что говорите!..

– А то что будет?
– придирчиво спросил Артем Павлович.
– На дуэль вызовете? Так теперь на дуэлях не дерутся, да и смелости у вас не хватит. Или, может, донесете на меня, как донесла какая-то скотина на Алексея Васильевича? Если б знать, кто это сделал! Я б его в уборной утопил.

– Руки коротки!..
– крикнул Лев Савельевич.

– Ижица!.. Рабе!..

Хлопнула дверь, и в учительской все стихло. Мы немного подождали, потом подставили Ильке плечи.

Илька влез в окно и выбросил нам фуражки. Но прежде чем убежать, мы прокрались в зал, вырезали перочинным ножом из золоченой рамы портрет царя и отнесли его во двор, в мусорный ящик.

ШОКОЛАД С ПРЕДСКАЗАНИЕМ СУДЬБЫ

Вечером в бархатную комнату Анастасэ опять пришел Дука. Хотя он и патер говорили больше по-гречески, чем по-русски, я из разговора все-таки понял, что ночью в монастырь должны приехать две подводы. Скоро пришел и наш батюшка. Сначала, как и вчера, все пили микстуру и заедали ее лимоном, потом позвали Дамиана и вчетвером принялись играть в карты. Когда пили, Дука рассказывал разные случаи из своих похождений, а патер и наш батюшка слушали и смеялись.

– Мой папа думает, что из меня никогда не выйдет настоящий коммерсант. Ну, это мы еще посмотрим! А почему он так думает, вы знаете? Однажды я нанял тридцать шесть извозчиков. Сам сел в передний экипаж, а остальным велел ехать за мной. Так мы проехали по всем улицам города. И все говорили: "Вот Дука едет на тридцати шести экипажах". Что, скажете, не остроумно? Так нет же, папа сказал, что я какургас *, и стал от меня запирать деньги в железный шкаф, а мне на мелкие расходы выдавать только по тридцать золотых в месяц.

* Паршивый, дрянной (греческ.),

– По тридцать золотых?
– всплеснул батюшка руками.

– Вы считаете, что это много? Пфе! Я трачу в пять раз больше. Я умею из рубля делать пять!

– Ты не умеес дерзать язык за зуби, - сурово сказал Анастасэ.

– Ничего, свои люди, - подмигнул Дука и начал рассказ о том, как он однажды въехал на осле в ресторан.

Когда сели играть в карты, я прикрыл щелку заслонкой и взялся за уроки. Но, когда внизу затопали ногами и запели "Пезо ке гело", я опять заглянул в щелку. На столе карт уже не было, а были серебряные стаканчики и две пустые бутылки. Наш батюшка перестал притопывать ногами, обнял Дуку и сказал: