Шрифт:
— Насколько точно?
— Она была в дерьме! — закричала блондинка и попробовала встать.
— Где?
— Заказ в пригороде. Подмоклово, Московская, двадцать два.
— Кто?
— Объявление в газете.
— Текст?
— “Учительница пения для глухонемых приглашает настройщика инструмента”, номер абонента. В почтовом ящике был конверт с адресом, фотографией мужчины и кодом сейфа, где я должна была взять деньги после работы.
— Вместо мужчины оказалась убитая женщина? — Фундик говорил тихо, он сидел, покачиваясь, на корточках и жестом показал блондинке, что она может опираться на локти, но вставать нельзя.
— Мужчина оказался живой. И не в себе. Пришлось…
— Чем?
— Отверткой.
— Что входит в обязанности настройщика?
— Полная очистка.
— Кислота в ванной? — тихо спросил Фундик.
Женщина внимательно посмотрела влажными глазами, и Фундик увидел, как ее зрачки заливает страх.
— Ты давно работаешь с “Учительницей пения”?
— Три года.
— Видела ее?
— Да.
— Это она? — Фундик опять показал фотографию.
— Нет, это любовница ее мужа. Я думаю, это “Учительница” ее задушила.
Фундик задумался, покачиваясь.
От страха женщина стала нервничать и много говорить.
— До этой недели я никогда ее не видела, хотя мы работаем уже почти три года вместе. Объявление в газете, номер ящика или телефона, деньги — всегда на месте работы. Иногда мы подолгу разговаривали по телефону, обычный женский треп о хороших местах отдыха, о тряпках и косметике. У нее был свой кодекс чести, а я за дополнительные деньги иногда марала руки. В камере хранения Ленинградского вокзала она дважды оставляла для меня “премиальные”, первый раз это был металлический чемодан для профессиональных нужд, второй — ключи от машины.
— Где этот чемодан?
— Сейчас — в ее доме.
— Где этот дом?
— Там же, Московская, двадцать два! — блондинка удивилась, и удивление на минуту прогнало страх. — Я же вам говорю, она заказала своего мужа, а когда я пришла работать, в доме уже лежала задушенная женщина, та самая, с вашей фотографии! Мне пришлось использовать резервный запас кислоты…
— Ты хочешь сказать, что “Учительница пения” сейчас находится в доме двадцать два по Московской?
— Сейчас — не знаю, но четыре дня назад…
— Ты ее видела?
— Да. Она выругала меня за потерю чемодана, разрешила забрать деньги из сейфа, потому что в тот день мне так и не удалось это сделать…
— Ты ее узнаешь, если увидишь?
И в этот момент Фундик заметил в лице женщины что-то вроде озарения. Она вдруг вспомнила женщину на мосту, отдавшую ей свой паспорт, — мокрые пятна на груди… Озарение на лице сменилось настоящим ужасом, к гримасам ужаса Фундик уже привык.
— Нет, — сказала она и резко замотала головой, — нет, не может быть, она выглядела хозяйкой в доме, она знала мое имя, она!., кормила ребенка, мокрые пятна на груди, и мне показалось… Я видела паспорт! Ее зовут Мадлена Сидоркина, двое детей, одному из которых около трех месяцев!
— Она делала тебе заказ на двадцать третье число?
— Нет. Номер телефона для экстренных случаев не отвечал, я пыталась ей дозвониться, но, вероятно, она выбросила мобильник, она могла на каждый заказ покупать телефон, а потом просто выбрасывать его, чтобы не вычислили…
— Вспомни хорошенько, двадцать третье!
— Нет, но… Однажды я видела объявление в другой газете. Ты меня убьешь?
— Какое объявление?
— Выйдем в зал, там скажу. Я только в зале скажу!
Из внутреннего кармана протертой куртки Фундик достал маленький баллончик. Женщина, расширив глаза, следит за его руками, вот он достает странное приспособление, похожее на пульверизатор, вот он достает зажигалку… Язычок пламени из зажигалки поджигает струю газа из баллончика. Совсем рядом с ее окаменевшим лицом.
— “Учительница пения для глухонемых приглашает арфистку на вечерние занятия”! — кричит блондинка. — Я случайно увидела это объявление год назад! Была еще арфистка!
НЕЖНОСТЬ
В доме плачет ребенок.
Я не должна его искать, пока не вымоюсь. Засовываю коробку в полку с обувью и, перескакивая через ступеньки, — на второй этаж. Мыться!
У ванны сидит мальчик Коля в той же позе, в какой я его первый раз увидела, только теперь он в гипсе, взгляд по-прежнему обезумевший, нога вытянута вперед, руками закрывается от ужаса, вползающего в ванну, и этот ходячий ужас — я.
Мне некогда выяснять, от кого он прячется на этот раз, сколько трупов вывалилось из шкафов, сколько странных сантехников или электриков бегало за ним с бензопилой и паяльником, чтобы выпытать самую главную тайну — где коробка с сушеными фугу.
Маленький плачет.
Сбросив пижаму на пол, влезаю в ванну и открываю краны.
Взгляд Коли становится более осмысленным. Он приподнимается, протягивает руку и неуверенно трогает меня за мокрое бедро кончиками пальцев. Да живая я, живая…
Поверил. Настолько, что встал и взял большое полотенце. Обхватил меня, вытащил из ванны, поставил на пол, прижал к себе и стучит ладонями по спине, промокая. Мои переполненные груди упираются ему как раз в живот. Спасибо, Коля.