На следующий день Маргарет попросила боя в отеле дать ей адрес какого-нибудь борделя. Он сказал, что сейчас бордели закрыты, но он знает дом, где она может встретиться с разными людьми и найти то, что желает.

Так Маргарет очутилась в комнате, декорированной в ложнокитайском стиле, излюбленном когда-то в добрых старых провинциальных борделях.

Мадам поздоровалась с нею, не выказав ни малейшего удивления. Маргарет сказала, что любит мужчин негров и надеется в этот же вечер заняться любовью с одним из них, но боится подхватить какую-нибудь болезнь и не хочет рисковать, знакомясь с мужчиной на улице.

— Я прекрасно понимаю, что вам нужно, — ответила сводня, — чистоплотность, надежность и большой член. Это не такой уж редкий товар на Мадагаскаре и обойдется вам не слишком дорого.

Леди Маргарет вынула из сумочки несколько купюр и сунула их в руку женщине, проводившей ее до двери.

— Я уверена, вы будете удовлетворены обслуживанием, — заверила мадам. — Мы имеем контакты с неграми, которые очень хорошо оснащены. Они заставят вас кончить даже лучше, чем это у вас было с тем несчастным, которого вы вспоминаете, и они не станут наживаться на вас.

Маргарет на сиесту вернулась в отель, но жара не позволила ей заснуть ни на минуту. Она лежала обнаженная на кровати и пальцами играла с волосиками на своей киске, когда в дверь постучал бой. Она накинула халат и отворила дверь. Посыльный вручил ей огромную коробку шоколадных конфет с карточкой:

Джон-Генри Робинсон.

Главный судья. Суд Ассизе.

На обратной стороне карточки была надпись, явно указывающая на хороший вкус этого достойного поклонника:

« Я буду очень рад встретиться с Вами. Не согласитесь ли Вы вечером поужинать со мной?»

— Будет какой-нибудь ответ? — спросил бой.

— Скажи, что я буду готова в восемь часов. Маргарет начала собираться, когда спустились сумерки. К семи часам она уже была в полном порядке. Необъяснимым образом она нервничала, по телу то и дело пробегала дрожь.

Как-то неожиданно раздался стук в дверь. Бой сообщил, что судья уже в холле. Маргарет медленно спускалась, пытаясь разглядеть его с лестницы, но ей мешали растения в кадках. Он встал, заслышав ее шаги. Это был мужчина лет сорока, очень полный специфической негритянской полнотой. Глаза его под тяжелыми веками блестели тщеславием и хитростью. Когда он улыбался, под маленькими усиками сверкали белоснежные зубы. Одет судья был очень элегантно. Маргарет заметила, что ногти на его пальцах наманикюрены.

На какое-то мгновенье ее охватили сомнения, она заколебалась, но он уже весьма изысканно представлялся, и ей ничего не оставалось, как поблагодарить его и пожать руку.

Затем была долгая поездка за город, в горы. Роскошный автомобиль, мужчина с толстым животом, непрерывно что-то говоривший, его манеры, все вызывало в ней неприязнь.

Автомобиль остановился у ресторана на берегу озера. За столиками уже сидело несколько групп хорошо одетых людей. Маргарет подумала, что ее появление здесь с туземцем вызовет, по крайней мере, любопытство, но — ничего подобного. Как черт подскочил официант, весь готовность обслужить. Маргарет краем уха уловила слова женщины за соседним столиком:

— Эта новенькая… Старт сделала безошибочно… Он зарабатывает не меньше двадцати тысяч.

Склонность к скандалам, удовольствие от взвешенных насмешек над предрассудками, возможно, могли бы пересилить антипатию Маргарет к ее спутнику. Но она не могла смириться с мыслью, что кто-то думает, что она разделяет его общество из-за денег. Маргарет наклонилась к судье, сказала, что у нее невыносимо разболелась голова, и, прежде чем он оправился от изумления, вышла из ресторана и села в первое попавшееся такси.

Шофер спросил, куда ее отвезти. Она только пожала плечами. Она и в самом деле не знала, куда ехать. Повсюду ей виделась только уродливая цивилизация и безобразная роскошь.

С того дня, как только опускалась ночь, Маргарет вызывала машину и отправлялась в туземный квартал. Она задерживалась на базарной площади, делая вид, что слушает монотонные речитативы слепых нищих, потом заходила в сирийскую харчевню, где собирались туземные рабочие. Она садилась у стены, украшенной картинами, вырезанными из журналов, ей приносили пиво в треснутом стакане. Пищу здесь накладывали в тарелки из трех котлов: одного с рисом, второго с рыбой и третьего с томатным соусом.

На улице она прикидывалась проституткой, и к ней часто приставали. Она вглядывалась а, темные лица, ожидала услышать из темных губ грубые слова, которые освободили бы ее от наваждения, но слышала от бродячих торговцев лишь непристойные предложения и шутки. В ответ Маргарет хохотала, словно сумасшедшая, и уходила прочь.

В субботу она пошла на туземные танцы. Стены зала были украшены гирляндами. Под бегающими огнями танцующие отбрасывали чудовищные тени. Оркестр в углу, огороженном бамбуком, состоял из аккордеона, барабана и чего-то вроде пилы. За пятнадцать минут маленький зал наполнился до отказа. Люди сидели на грязных скамьях или колченогих стульях. Изрядная толпа слушала музыку и снаружи, раскачиваясь в такт мелодии. Аккордеонист играл, приложив ухо к своему инструменту и лаская клавиши, словно женские груди. Гитарист перебирал струны, уставив глаза в потолок, вроде бы ни на кого не обращая внимания, но из ритма не выпадал. Человек за ударными бил по ним быстрыми, нервными пальцами, пот стекал градом с его лица и расплывался пятнами на грязной рубашке.