Шрифт:
– Так.
– Ладно. А еще учили, что княжьей волею да владычным согласием крест был из того камня вырублен. Так?
– Так.
– Дале пошли. Сказывали тебе, что в наказанье посылают… да тихо ты! не спрашиваю ж за что… но наказанье было?
– Было, – опустил очи монах.
– Совсем славно. Теперь смекай: с чего бы это пращурам идола в крест переводить? Отчего не изничтожили, как прочих, в Козьке хотя б не утопили?
– Не ведаю, воевода…
Неотрывно смотрит чернец, словно откровение слушает.
– Ну так ведай!
Почти уж и вышел хмель. Не галясь [74] больше над монашком, говорит боярин, а пальцы тем временем сами по себе расставляют на доске нескатившиеся тавлейки, черные и белые, без разбору.
– Перво-наперво: не было никаких угодников. Тати были, душегубы, Фомка с Онькой, смертоубийцы. Выбор им дали: на колесо лечь иль подвигом грех искупить, окрестить дичь лесную. Ну, ясно, что выбрали…
…движутся пальцы, шевелятся тавлейки: черная – белая…
74
галиться – издеваться (др. – рус.)
– Ан немного и выиграли. Ушли в леса, да и сгинули; в болоте ли утопли иль дикарьем съедены – не ведомо никому. В подвижники, однако, попали… да не в том дело…
Черная – белая, черная – белая…
– Ну вот. В давние времена край сей, почитай, и не словенским был вовсе; нашего языка людей – горстка. А кругом несметно племен: голядь, да мещера, да мурома, да мордва, да всяких прочих изрядно, забытых ныне. У каждого, ясно, свои идолы…
Подровнял малую кучку костяных пешцев, кругом выставил.
– А над идолами у каждого племени – главный, ну как князь у людей…
Выставил рядом с пешцами трех вершников. [75]
– Смекаешь? У мещеры свой бесий полк с воеводою, у муромы – свой, и так у всякого языка лесного. Божидар же – иное. Каменный лик нерукотворный. Откуда взялся, одни волхвы ведали, а может, и они о том врали только. Одно точно: из дальних мест, однако и не там возник. Старцы мещерские на моей памяти еще сказывали: в незнаемом месте с неба пал…
75
вершник – всадник (др. – рус.); здесь: шахматный конь
Покрутил в пальцах черного кесаря, поставил к вершникам.
– И был Божидар-идол над главными кумирами наиглавнейшим, как, скажем, князь во Владимире вышний над удельными; все племена жертвы к капищу несли. Силу прямо не являл, но – пока стоял, никакое племя здешнее Христа принять не желало…
Пожал плечами.
– Ну… как пропали Фома с Ананией, так прислали с Киева истинного подвижника, во власянице. Как уж из капища сумел идола унести, никому не ведомо, но – вынес к берегу. А после – и топили Божидара, а он всплыл, и ломали, да не ломался никак, и в землю зарыли – пророс; и по-всякому изводили, да извести не могли. Но главное… – совсем понизил голос воевода. – …Был тот камень на лик похож, безглазый только, а вдруг – крестом обернулся. Не чудо ли?
– Чудо! – откликнулся чернец, благоговея.
– То-то. Тогда и приняли крест племена…
Поведя ладонью, ссыпал Борис Микулич тавлейки в кучу, оставив стоять лишь черного князя. Раскинулся на лавке, потянулся во всю ширь.
– Ну и все вроде. Али спросить чего хочешь?
– А дозволишь?
– А отчего ж нет?
Подтянул монах стулец, навалился на столешницу грудью, пыхнул хмельным духом в воеводские ноздри.
– Нешто не хотели поганые вызволить идола?
– Было такое, – хмыкает Борис Микулич, – да не выгорело; налетали лесные, покуда град строился, а случалось все, как с татарвой… Ну сам же видел!
И понял: нет, не видел. Откуда? Пока бой идет, отцу святому молиться надлежит. Хмыкнул. И пояснил:
– Ну-у… как ворог подходит, так сила у него вроде убывает. Не ходит – ползает; на стены лезет – еле-еле, тоже словно ползком. Бить его – удовольствие одно… даже и стрелы в воздухе ровно замерзают, хоть рукою лови. И ловят!
Оживился.
– Да вот, отче, хоть и ныне! Сам суди, гроза средь зимы – виданное ли дело? Знаменье, никак иначе…
– То так! – согласно кивает чернец. И – жадно:
– А еще?
– Что еще? Ну, было, при прадеде моем: приходили волхвы из лесу, дикие, как корой поросшие, и не уязвить их было ни мечу, ни стреле. Кто пытался, того скручивало…
– Как?
– А так и скручивало! – раздраженно. Нечего о таком спрашивать, да еще во тьме, хоть и предрассветной. И ныне-то, вспомнив дедову байку, ощутил воевода холодный пот на спине.
– Скручивало, и все. Вот, приходили, шептали пред Божидаром, а после… сизым дымом исходили на месте. Ну-у… а как церковь поставили, перестали являться; известно, в церковь нечисти ходу нет.