– Комендант Береговой обороны предполагает, что две резервные дивизии из Пярну немцы могут бросить на остров,- закончил Охтинский.

– Да, положение трудное,- сказал Жаворонков.- Придется летать на Берлин как можно чаще, пока это еще возможно.

Время шло медленно. Генерал то и дело глядел на часы. В пепельнице лежала груда окурков. В землянке витали сизые облачка дыма.

– Тяжело там ребятам. Под потолком небось идут. Холодновато придется. За бортом, как на Северном полюсе. И воздух разрежен на такой высоте. Кислородное голодание...- задумчиво проговорил Оганезов.

– Интересно, о чем завтра будет кричать немецкое радио?
– поинтересовался Комаров.

Оганезов пожал плечами.

– Да ни о чем.

– Как это так?

– Да просто не поверят, что советские самолеты оказались над Берлином. И Геббельс, и Геринг заверяли немцев, что этого никогда не будет.

Прошло еще долгих полчаса. По расчетам Комарова, Преображенский должен был бы уже отбомбиться и возвращаться обратно. Но от него никаких вестей нет. Генерал нетерпеливо поглядывал в сторону радиорубки, находившейся за стеной. Он ждал появления радиста с бланком радиограммы, а его все не было. Неужели что-то случилось?

Радист будто вырос в дверях. Глаза его радостно блестели.

– От полковника Преображенского, товарищ генерал!
– он протянул Жаворонкову радиограмму.

Жаворонков выхватил бланк, впился в него глазами.

– "Мое место - Берлин. Работу выполнил. Возвращаюсь",- прочитал он вслух.Молодчина Преображенский! Молодцы летчики-балтийцы! Теперь мы Берлину покоя не дадим. Проторили дорожку...

Весть о возвращении бомбардировщиков мигом облетела аэродром. Волновало одно: все ли самолеты возвращаются? Так не хотелось терять боевых товарищей.

Наступило утро. Тихо, совсем тихо на аэродроме. Все вокруг ждет пробуждения. Темные деревья и трава, цветы с еще закрытыми лепестками, птицы в соседнем лесу - все ждет священного мига, когда встанет солнце и возвестит начало нового дня. И так же нетерпеливо, как природа ждет наступления нового дня, ждут возвращения самолетов люди на аэродроме, готовые соединить счастье победы с торжеством ликующего утра.

Охтинский вместе со всеми пристально всматривался в пустынное серое небо, напряженно прислушивался.

– Летят! Братцы, летят!
– закричал вдруг техник флагманского самолета старшина Колесниченко и побежал к посадочной полосе.

Охтинский напряг слух и уловил далекий звук моторов самолетов. Техник не ошибся.

– Наши летят! Наши,- закричали со всех сторон.

Гул моторов нарастал с каждой секундой, и вот уже из утренней дымки вынырнул первый бомбардировщик и сразу же пошел на посадку. По номерному знаку вышедший из штабной землянки Оганезов узнал машину заместителя командира второго звена капитана Беляева. За ним шли на посадку еще несколько ДБ-3 из второго и третьего звеньев. А где же остальные?

Беляев подрулил к командному пункту, заглушил моторы и сошел на землю. Рядом остановились и другие машины. К летчикам бросились все, кто стоял у командного пункта. Обнимали, жали руки, хотели качать, но летчики, молчаливые и мрачные, сторонились товарищей, пытаясь поскорее освободиться от них.

Оганезов понял: случилось что-то неладное. Спросил:

– Отбомбились?

– Да,- резко ответил Фокин.

– Чего же вы тогда такие... колючие?
– удивился Оганезов.

– Отбомбились. Только по запасной цели. По Штеттину! А до Берлина не дошли,- Фокин махнул рукой и тихо, про себя выругался.

– Погода прескверная, товарищ батальонный комиссар,- пояснил Беляев.- Не пробились. Решили по Штеттину...

– А остальные вот пробились!
– Оганезов повысил голос.

– Как?!
– плечистый, сильный Фокин подался весь вперед.

– Преображенский радиограмму из Берлина дал.

Фокин до боли сжал кулаки, скрипнул зубами.

– А мы... Эх, надо было одному идти,- он тяжко вздохнул и пошел прочь, ругая на чем свет стоит себя, своего штурмана и заместителя командира звена. А ведь ему так хотелось быть над Берлином! И что теперь скажет полковник Преображенский? Как же так получилось, что они оказались хуже всех?!

Капитан Беляев направился на командный пункт для доклада генералу Жаворонкову.

– Ничего страшного не случилось,- успокоил его рядом шагавший Оганезов.По запасной цели ударили. И это неплохо для начала. А до Берлина еще долетите.

Примерно через час посты ВНОС доложили о приближении к острову с юга группы самолетов:

– Летят наши!

– Наши летят, наши! Преображенский! Из Берлина!..- снова разнеслось над аэродромом. На летное поле высыпали все, кроме дежурной и караульной служб.