Стрелок-радист старшина Лукичев и воздушный стрелок младший сержант Белов проверяли пулеметы.

– Пулеметного огня не открывать,- предупредил Фокин.

– А если "мессеры" полезут на нас?
– спросил Белов.

– Ну если уж точно полезут, тогда срезать их!

Взлетели ровно в 21 час. Жаворонков, как всегда, провожал бомбардировщики в дальний путь. Летчики и штурманы с любовью называли его "крылатым комиссаром", зная, что свою службу в авиации он начинал политработником, а теперь командует военно-воздушными силами ВМФ.

Капитан Каспин оказался близок к истине: ДБ-3 в первые же минуты после взлета врезались в толщу густых облаков. Моторы гудели с надрывом, пробивая облачность. Высота пять тысяч метров... Пять тысяч пятьсот... Шесть тысяч... Выше машина не лезет.

"Вот тебе и на край света махнем!" - вспомнил Фокин слова техника самолета Солобанова.

Облака клубились повсюду, казалось, им нет конца. Придется идти на такой высоте. Не возвращаться же!

Потянулись томительные минуты полета в сплошной темноте. Самолет бросало из стороны в сторону, чувствовалось, что внизу бушевал шторм.

Над Штеттином сразу изменилось все: беснующиеся в дикой пляске лучи прожекторов, колышущиеся края темного неба, красно-желтые сполохи от залпов батарей, шапки разрывов снарядов на пути. Подняться бы .повыше - до семи тысяч метров, но моторы не тянут. Слишком велика нагрузка, на внешней подвеске висят ФАБ-250, сопротивление воздуха из-за них больше, вот мощности и не хватает.

– До цели двадцать минут,- сообщил Швецов.

– Дойдем! Ведь рукою подать, правда, Герман?

– Правда, Афанасий Иванович.- согласился Швецов.

Первое огненное кольцо прошли благополучно. И вот второе, более мощное, охватывающее большую полосу по глубине на подступах к Берлину. Сплошная стена голубовато-молочного света от десятков прожекторов и четко видимые вспышки рыжих шапок, быстро сносимых ветром в сторону. Зато нет ночных истребителей, они боятся попасть под огонь собственных зениток.

Совсем неожиданно в районе Берлина оказалась хорошая погода. Черно-синее небо было все в звездах, и лишь кое-где проплывали клочкастые облака. Городские кварталы просматривались довольно ясно, блестела под

луной извилистая лента реки Шпрее. То тут, то там виднелись зарева пожаров - горели здания.

– Огни мести!
– воскликнул Фокин.- Наши зажгли.

Он вел четвертое звено, а три первых уже отбомбились и возвращались в Кагул.

– Герман! Видишь работу наших орлов-балтийцев?

– Вижу, Афанасий Иванович.

– Давай поточней! За Москву-матушку! За Ленинград родной! За города наши и села!..

– Сейчас, сейчас, Афанасий Иванович,- соглашался Швецов.- Еще пару минут... Надо же нам свою цель увидеть.

Он нажал кнопку электросбрасывателя. Тяжелые бомбы отделились.

– Пошли, Афанасий Иванович!

– Молодцом, штурман!

Взрывы заметили все. Вспыхнул пожар.

– Вот и мы огонь мести зажгли!
– ликовал Фокин. Штурман предупредил:

– Пора домой. Обратный курс...

– Погоди, Герман. Еще кружок сделаем,- не согласился Фокин.

Швецов не понял:

– Зачем же, Афанасий Иванович? Ведь бомб уже нет.

– А мы их психологически. Пусть фашисты подрожат от рокота советского бомбардировщика!

Швецов улыбнулся:

– Ладно, пожужжим над ухом Гитлера.

Фокин сделал большой круг над Берлином, давая моторам предельные обороты.

– Теперь порядок. Можно и домой.

Он повел машину в сторону моря. В душе его бурлила радость, хотелось смеяться, кричать, петь. И он запел тихо-тихо, чтобы не услышали штурман и стрелки. Запел свою любимую с детства песню:

Наш паровоз, вперед лети,

В коммуне - остановка.

Другого нет у нас пути,

В руках у нас винтовка!..

В глаза ударил яркий, режущий луч света. Фокин даже прикрыл их меховой перчаткой.

– Герман, кто там балуется?

– Немецкие прожекторы. Поймали все же нас!

Фокин прислушался: сквозь знакомый гул моторов "паровозика" не слышно хлопающих взрывов зенитных снарядов. Значит, надо ждать ночных истребителей. Освещенный прожекторными лучами советский самолет те собьют быстро. Единственное спасение - это попытаться резкими маневрами вырваться из лучей.

Фокин резко потянул штурвал на себя, стремясь набрать высоту. Но ДБ-3 не шел вверх - не тянули моторы. Тогда Фокин бросил бомбардировщик вниз и потом уже вверх и опять вниз. Лучи цепко держали самолет.