И вот теперь Гречишников на бомбардировщике боевого товарища с новым экипажем над Берлином...

– Командир, подходим к цели!
– доложил штурман.

– Спасибо, штурман,- поблагодарил Гречишников.- Мне с вами приятно работать.

Сегодняшняя цель - Силезский вокзал со стоящими на путях железнодорожными составами, подготовленными для отправки на восточный фронт.

– Боевой! Так держать!
– передал штурман.

Сейчас, сейчас наступит долгожданный момент мщения. С какой радостью и удовлетворением Гречишников пошлет свои бомбы на ненавистный ему фашистский город!

– Есть цель!

Гречишников ощутил знакомый толчок - облегченный самолет подскочил вверх. Фугасные и зажигательные авиабомбы полетели на затемненные железнодорожные пути. Спекшиеся, сухие губы летчика шептали:

– За Николаев! За убитую маму... За Петриково! За истерзанную Ксюшу... За мучения Толика и Валюши...

Напряженно вглядывался в контуры чужого, враждебного города. Вон, вон оранжевые точки от взрывов бомб! Все пять ФАБ-100 и шесть ЗАБ-50 легли кучно.

– Командир, на обратный курс,- подсказал штурман.

Гречишников начал разворот, но на обратный курс, к удивлению штурмана, не лег, а повел бомбардировщик со снижением по кругу над Берлином, почему-то увеличив газ. Один круг, второй, третий... Моторы гудят на полную мощь. Штурман не понял рискованный маневр летчика. Надо поскорее уходить к Балтийскому морю, а он кружит и кружит над городом, да еще дал полные обороты моторам.

– Командир, в чем дело?
– забеспокоился он.

– Порядок, штурман! Немножко попугаем фашистов ревом наших моторов. Пусть подрожат от страха, сволочи!
– объяснил Гречишников экипажу свои действия.

Штурман рассмеялся, в таком психическом воздействии на немцев ему еще не доводилось принимать участия.

Последний, четвертый круг над горящим Берлином, и дальний бомбардировщик лег на обратный курс.

Сообщение газеты "Правда":

"В ночь с 20 на 21 августа имел место налет советских самолетов на район Берлина. На военные и промышленные объекты Берлина сброшены зажигательные и фугасные бомбы. В Берлине наблюдались пожары и взрывы.

Все наши самолеты вернулись на свои базы"

Сообщение ТАСС:

"Нью-Йорк. 21 августа (ТАСС).

По сообщению лиссабонского корреспондента агентства "Оверсис Ныо", один нейтральный наблюдатель, прибывший из Берлина, передает, что воздушные налеты советской и английской авиации на германскую столицу становятся все более эффективными.

В результате прямого попадания бомб сильно поврежден Штеттинский вокзал в северной части Берлина и железнодорожная станция Вицлебен в западной части Берлина. Это серьезно дезорганизовало железнодорожное движение Особенно сильные взрывы были на станции Вицлебен. Разрушены здания, отстоявшие от станции на несколько кварталов. Сильной бомбардировке подверглись промышленные районы Берлина, расположенные в западной части города, главным образом Шпандау и Лихтерфельде. В районе Берлина разрушено или повреждено большое количество заводов. Во время последних двух налетов на Берлин сигнал воздушной тревоги был дан уже после того, как бомбы были сброшены на город..."

Вызов в Ставку

Жаворонков шифровкой доложил наркому Военно-Морского Флота о неудачном эксперименте с ФАБ-1000. На другой день Кузнецов вызвал его вместе с Коккинаки в Москву для доклада о ходе выполнения операции по ответной бомбардировке Берлина непосредственно Верховному Главнокомандующему.

Жаворонков поехал в Курессаре к генералу Елисееву.

– Вот, вызывают на доклад,- сказал он.- Приехал с вами проститься, Алексей Борисович.

Елисеев подавил вздох, видно было, что ему совсем не хочется расставаться с Жаворонковым.

– Едва ли еще встретимся, Семен Федорович,- растягивая слова, проговорил он.

– Да я через три дня вернусь!

Елисеев отрицательно покачал головой.

– Обстановка под Таллинном меняется не по дням, а по часам. Неизвестно, что будет через три дня...

Действительно, на таллиннском участке фронта горячо. Немецкие дивизии ежедневно штурмуют главную базу Краснознаменного Балтийского флота. Части 10-го стрелкового корпуса и морской пехоты с трудом отбивают беспрестанные атаки. Елисеев прав, обстановка меняется по часам...

– Что передать наркому, Алексей Борисович?
– спросил Жаворонков.

Елисеев провел пальцами по клинышку бородки, задумался.

– Что передать, да еще самому наркому?
– повторил он озабоченно,- Да, собственно, ничего. Помощи мы не ждем, хотя она нам нужна позарез. Знаем,- не дадут. Немцы под Ленинградом... Скажите при случае, что моонзундцы будут стоять на островах до последней капли крови. Мы скуем по возможности побольше сил гитлеровцев: пехотные соединения, артиллерию, авиацию и военно-морской флот. Это и будет нашей помощью Ленинграду...