И увидели второе чудо Плутона, а вернее, главное чудо…

Это не было ни ритуальным танцем, ни просто длинной очередью. Волнообразной кривой, напоминавшей змеиное движение «поездов», текла вереница аборигенов к тау-станции. Дерево заметно подросло со вчерашнего вечера и достигало теперь не менее десятиметровой высоты. Несколько ветвей отходило от него — и вот первый в змейке абориген как бы наткнулся на концевой блок нижней ветви. С полминуты он стоял, припав животом к этому блоку, потом качнулся в сторону и направился обратно к рабочей площадке. Блок потемнел и, отломившись, упал на грунт. Тотчас следующий абориген прильнул к новому концевому блоку, и так у них и пошло.

— Поразительно, — пробормотал Лавровский, глядя в бинокль. — Они заряжаются энергией!

Морозов тоже изумленно смотрел. Так вот что поддерживает жизнь на этой планете-холодильнике. Вот что означают пряжки на животах аборигенов — это контакты для зарядки! Они трансформируют тау-энергию в биологическую…

По какой-то далекой ассоциации всплыла в памяти страница книжки, исписанная на полях красным карандашом Шандора Саллаи. Там было слово… такое необычное слово…

— Биофор! — вспомнил он.

— Что? — мельком взглянул на него Лавровский. — Почему вы не снимаете?

Спохватившись, Морозов вскинул камеру и начал съемку.

Для нас тау-частицы неуловимы, думал он, не отрываясь от окошка видоискателя. А эти не только аккумулируют их, но и потребляют… Биофорная способность… Биофор — несущий жизнь… Аборигенам не нужны ни жилье, ни пища — все заменяет им зарядка…

Он увидел: Лавровский заступил дорогу плутонянину, только что отошедшему после зарядки от Дерева, нагнулся и принялся разглядывать его пряжку. Абориген отскочил и угрожающе выставил вперед руки, растопырив пальцы. Кончики пальцев были заостренные, угольно-черные — ни дать ни взять электроды.

Морозов поспешил к биологу, сказал:

— Держитесь от них подальше, они начинены сильными зарядами.

— Как вы думаете, — спросил Лавровский, — эти пряжки у них вживлены?

— Отойдите, Лев Сергеич! — Морозов ухватил биолога за рукав скафандра и потянул назад. — Не видите, что ли? Они нас оттесняют.

И верно, на разведчиков медленно надвигалась шеренга — семь-восемь аборигенов, выставивших вперед руки. Сбоку заходил «распорядитель» с неизменной своей, палкой. За ним Морозов, отступая, следил пристально. Наверняка остальные аборигены действовали по его команде. Кажется, надо убираться отсюда: пока их только оттесняют от Дерева, но неизвестно, что еще выкинут эти оголтелые энергетики.

Когда они отошли от тау-станции, сопровождаемые теперь только «распорядителем» (он то обгонял разведчиков, то снова приотставал, но все время был в поле зрения), Морозов так и сказал:

— Надо отсюда убираться. Лев Сергеич. Похоже, что они начали враждебные действия. Вы слышите?

Лавровский смотрел в бинокль на тау-станцию.

— Ничего нового мы, наверное, больше не увидим, — продолжал Морозов.

— Вон новое. Снимайте или отдайте камеру мне.

Через увеличительное стекло видоискателя Морозов увидел: одна из длинных ветвей Дерева согнулась как бы под собственной тяжестью и уперлась концом в грунт. Затем она отделилась от ствола Дерева, и было видно, как по этому отделившемуся стволу потекли, наращивая его, энергоблоки.

— Да-а, — уважительно качнул головой Морозов. — Дочерняя конструкция…

Долго тянулся сумеречный день. Когда солнце зашло, разведчики направились к машине, и Морозов опять повторил, что надо улетать.

— Мы слишком мало сделали, — устало ответил Лавровский. — Одни только поверхностные наблюдения.

— Мы открыли целую цивилизацию. Лев Сергеевич, это немало. Понимаю, конечно, что вам нужно обследовать хотя бы одного аборигена, но вряд ли это удастся.

— Посмотрим, — сказал Лавровский.

Они еле волочили ноги. Глухая черная ночь простерлась над ними, и звезды горели сильным огнем. Морозов вдруг вспомнил, как несколько лет назад шел по ледовой пустыне Тритона, отыскивая в небе «незаконную» планету. Именно тогда он дал себе клятву, что непременно достигнет Плутона. Ну, вот и достиг. Он здесь, на окраине Системы. На берегу острова, вокруг которого раскинулся гигантский неведомый океан. Когда-нибудь люди уйдут в дальнее плавание по этому океану. Но пока что — надо исследовать странный пограничный мир, на который мы наткнулись. Если не сумеем разобраться, понять, найти общий язык с его обитателями, то стоит ли пускаться в океанское плавание?

Пограничный мир… Всегда в науке хлопотно с границами. Да и не только в науке.

Скорей бы добраться до вездехода, повалиться на диван, отдышаться, отдохнуть от тяжести скафандра, от страшной усталости.

Наконец они доплелись до машины. И остановились, пораженные, когда лучи фонариков осветили мохнатое тело, лежащее возле дверцы.

Из записок Лавровского

Он замерзал. Я не имел понятия, какая у них должна быть температура тела, пульс и прочее. Но было ясно, что этот абориген замерзал. Его прямо-таки трясло от холода, и он жался к корпусу вездехода, от которого исходило слабое тепло.