Аня теперь держала Ура под руку и оживленно болтала, а Ур стоял, напряженно выпрямившись, неподвижный, не похожий на того дикаря, который еще полчаса назад оглушительно аплодировал и орал нечто восторженное.

— Вы как будто окаменели, — сказала Аня, прервав рассказ о том, как в прошлом году у них был японец-практикант, потрясший институтскую общественность своей необыкновенной вежливостью. — Ур, вы слышите? Почему вы на меня не смотрите?

— Аня, я слышу, — ответил Ур, переступив ногами, обутыми в кеды большого размера. — Я не смотрю на вас потому, что Данет не позволяет мне смотреть на женщин. Это неприлично.

— Господи, что ты мелешь! — с досадой воскликнул Валерий.

— Ой, не могу! — хохотала Аня. — Вот же остряк!

А Ур, недоумевая, переводил взгляд с одного на другую.

Дома Валерий быстро помылся, выпил стакан простокваши (привычка, привитая тетей Соней) и растянулся на тахте под прохладной простыней. Ур тоже лег на свой диван. Сквозь открытое окно в темную комнату проник вкрадчивый лунный свет. С улицы донеслось громыхание позднего автобуса. Потом во дворе начался ежевечерний кошачий концерт. Было слышно, как нижняя соседка ворча высунулась из окна и плеснула в котов водой.

У Валерия было дурное настроение. Со дна души поднималось глухое раздражение против Ура, испортившего вечер. Правда, бывали у него с Аней размолвки и раньше, когда они ходили куда-нибудь вдвоем. Уж очень она привлекала мужское внимание. И она только смеялась, когда Валерий принимался настаивать на своем исключительном праве быть рядом с ней. Она смеялась и, не думая оправдываться, строила ему глазки, и Валерий оскорбленно умолкал. Несколько раз он давал себе слово, что перестанет встречаться с Аней, все, кончено, надоели эти качели. Но потом Аня звонила ему как ни в чем не бывало, и Валерий таял от ее ласкового голоса, как брикет с мороженым в теплой руке, и снова мчался к условленному месту встречи.

Теперь еще Ур, неотесанная дубина, встрял между ними. «Ах, какой остроумный иностранец»! — мысленно передразнил он Аню. — Знала бы ты, Анюта, откуда взялся этот «остряк»… Да и мне не мешало бы узнать наконец…»

— Данет, — позвал Ур, — ты спишь?

«И голос у него какой-то гулкий, — неприязненно подумал Валерий. Как из пустой бочки…»

— Почти сплю, — ответил он.

Ур секунды две-три размышлял, потом снова подал голос:

— Если бы ты спал, ты бы не ответил. Значит, не спишь. Данет, все люди работают, я тоже хочу работать.

— Что? — удивился Валерий. — Где ты хочешь работать?

— Хочу работать там, где ты.

— А ты представляешь, чем занимается Институт физики моря?

— Этот институт занимается физикой моря.

— Верно, верно, нетрудно догадаться. А конкретно? Какие вопросы физики моря тебя интересуют?

— Возникновение в море электричества, — сразу ответил Ур.

— А раньше… до того, как ты сюда прилетел, ты занимался этой проблемой?

— Нет.

— Почему же она тебя вдруг заинтересовала?

— Я не занимался, но это не значит, что я не интересовался.

«Черт бы побрал твою тупую манеру употреблять слова в их наиточнейших значениях!» — подумал Валерий.

— Послушай, Ур, — сказал он, помолчав, — почему ты не хочешь рассказать, где ты родился и вырос? Откуда ты прилетел?

— Я родился на корабле, — не сразу ответил Ур.

— Ну, ну, дальше. На каком корабле?

— На большом корабле. Я вырос в таких местах, где нет свободной воды. Я прилетел оттуда.

Ответив таким образом на все вопросы, он умолк, предоставив Валерию ломать голову над новой загадкой. Что еще за большой корабль? И что за места, где «нет свободной воды»? Уж не происходит ли он из какого-нибудь племени, кочующего по пустыне Сахаре или Атакаме? Может, он из аргентинской пампы? Этакий реликтовый полудикий патагонец или арауканец, которого для чего-то обучили высшей математике…

Тут он вспомнил, как нерешительно подступил Ур к роднику и потрогал льющуюся воду пальцем — как человек, никогда не видевший прежде обыкновенной воды… И с какой жадностью он пил тогда… Да и теперь — с не меньшей…

— Данет, — сказал Ур, — завтра пойдем на твою работу.

— Как бы не так! Тебя могли бы, пожалуй, принять лаборантом, если бы ты представил хоть какие-нибудь документы.

— Но ведь я человек. А все люди работают.

— Ты человек без паспорта.