В нескольких футах впереди она обнаружила резного дерева складную лестницу, которая сулила, казалось бы, надежду на спасение. Верран взобралась по ней со всею стремительностью, которую могла себе позволить беременная. Наверху оказалась дверь, а точнее, люк — не то запертый, не то просто слишком тяжелый. Во всяком случае, сдвинуть его с места ей не удалось. Несколько мгновений она яростно рассматривала внезапно возникшую преграду, а затем сдалась. Спустилась по лестнице и заглянула в кладовку, в которой ее держали в заточении. Сейчас оттуда торчали ноги ее тюремщика. Он лежал там, куда свалился, хотя вроде бы уже начинал шевелиться.

Она пробежала по коридору, дергая поочередно все двери. Почти за каждой из них находилась точно такая же кладовка. Часть кладовок была пуста, в остальных кое-что лежало — мешки, канаты, катушки…

Заскрипели половицы, и за спиной у Верран послышался звук шагов. Ее враг пришел в чувство. Верран пробежала еще несколько ярдов и уперлась в тупик. Точнее, перед нею оказалась запертая дверь. А по обе стороны от нее — лишь голые стены. За спиной у Верран находился разъяренный преследователь. С превеликим трудом Верран откинула с двери запор, протолкнула ее вперед, сделала лишь один шаг — и застыла на месте от изумления.

Каюта, в которую она попала, была снабжена парой иллюминаторов, сквозь которые проходил дневной свет. Здесь находились три больших прямоугольных предмета, напоминающие гробы. На каждом из «гробов» лежало по человеку. Вид у них был самый жалкий — бледные, изможденные, небритые. Когда Верран вошла, один из мужчин посмотрел на нее бессмысленным и безнадежным взором. Двое других или отупели до полного равнодушия или же впали в прострацию. Каждый из них был привязан к своему «гробу» белыми веревками. Веревками, эластичными на вид, однако прочными; в слабом свете дня они едва заметно поблескивали. И эти веревки казались живыми существами. Они скользили по полу и по стенам, подобно бледным змеям, они свисали с потолка, изгибаясь под самыми фантастическими углами, и словно бы сознательно приникали к распростертым на «гробах» людям. Пока Верран наблюдала за ними, одна из веревок начала пульсировать — и тут же человек, который был ею связан, застонал.

Верран стояла как загипнотизированная. Это было чудовищно, это было совершенно необъяснимо. Но слишком долго смотреть ей не довелось.

Загремели шаги, мускулистая рука обхватила ее сзади, и Верран почувствовала, что ее оторвали от пола. Сопротивляться не имело смысла — ее противник обладал чудовищной силой. Она мотнула головой, чтобы увидеть его. Маска была сорвана — и перед ней предстало грубое мясистое лицо незнакомого ей человека. Глубокая рана была у него на лбу, и кровь заливала одну из щек. Глаза были зло прищурены, а выражение лица такое, как будто он собирался ее убить. Верран торопливо отвернулась. Он полупонес, полуповолок ее по коридору, а когда они очутились у входа в ее недавнюю темницу, с проклятием зашвырнул ее внутрь.

Верран сильно ударилась об пол и, задыхаясь, так и осталась лежать. Дверь захлопнули, затем закрыли на засов. И вновь на Верран навалилась непроницаемая тьма.

Ее затрясло. Она не издала ни звука, но горячие слезы прихлынули к глазам, проложили себе дорогу сквозь плотно закрытые веки и потоком заструились по щекам. И теперь уже ни за что ей было бы не остановить их.

Фал-Грижни и Нид вернулись домой раньше, чем предполагал сам лорд. Заседание Совета не закончилось ничем определенным; вернувшись домой, Грижни первым делом осведомился о местопребывании своей жены. Мутанты на языке жестов объявили ему о ее отсутствии, и сердце чародея сжалось от тоскливого предчувствия. Да и огорчился он тоже.

— Куда она отправилась?

Слуги этого не знали.

— И зачем?

Им не было известно и об этом.

— А на чем она уехала? Одна или с нею кто-нибудь отправился?

На эти вопросы Фал-Грижни получил ответ, который, однако же, его не порадовал. Ничего не сказал, — возможно, и оттого, что не хотел гневаться на жену в присутствии слуг, — однако угрюмое выражение его лица свидетельствовало о том, что непослушание, проявленное Верран, его огорчило. Чародей проследовал к себе в покои и написал резкую записку, в которой наказывал жене немедленно по возвращении домой доложить об этом. Запечатав послание, он вызвал Нида.

— Доставь это в покои леди Грижни, — сказал он, и мутант, заковыляв, отправился исполнять поручение.

Оставшись в одиночестве, Фал-Грижни мрачно уставился на пламя, горящее в очаге. Вертикальная складка у него на челе стала сейчас еще глубже всегдашнего.

Но тут вернулся Нид и принес другое послание, которое он и вручил своему господину. Это было письмо, призывающее Верран отправиться к одру ставшего жертвой покушения мужа. Грижни прочитал письмо — и на этот раз у него на лице проявились все его чувства: яростный гнев и осознание того, что произошло. Нид, глядя на хозяина, встревоженно зашипел. Он никак не ожидал застать своего всемогущего господина в такой ярости. Лицо Грижни стало пепельно-серым. Руки он стиснул, и все его тело внезапно утратило всегдашнюю подвижность. Голос его тем не менее, остался спокойным.

— Твою госпожу сознательно обманули, — сказал он Ниду. — И ей, возможно, угрожает опасность. Я собираюсь прибегнуть к помощи Познания с тем, чтобы выяснить, где она находится. Стой на страже у дверей лаборатории и следи за тем, чтобы мне ни в коем случае не мешали.

Нид нервно зашипел. Шерсть у него на лице заискрилась. Если бы он обладал даром речи, он, несомненно, сказал бы, что опасается, как бы его хозяин не заболел. Не заболел самым серьезным образом.

Фал-Грижни в сопровождении мутанта поспешил в лабораторию: слуга остался у дверей, а хозяин прошел внутрь и заперся. Пробежало самое меньшее два часа. Нид стоял словно каменное изваяние; он не сомневался в том, что его господин рано или поздно одержит победу. Но когда дверь наконец распахнулась, смертельная бледность Фал-Грижни свидетельствовала о том, что он потерпел неудачу.